Я посмотрел им вслед и действительно повернул к лазарету. Ну а вдруг и правда пригожусь? А то позор — все вокруг надрываются, а я только в кнопочки тыкаю, да еще теперь и в запасных сидеть буду, как крыса какая.
По пути думал о том, что Рада на самом деле выглядит гораздо лучше — глаза у нее перестали быть совсем мертвыми. И если этому поспособствовал Бен, я согласен простить ему любые пошлые шуточки — хоть про меня, хоть про кого угодно. Впрочем, он стал гораздо сдержаннее на язык…
В лазарете Нора медленно укладывала лекарства в коробки, стараясь ничего не перепутать.
— Помощь нужна? — спросил я с порога, мимоходом обрадовавшись, что Блича нет. Мне только с ним не хватало объясняться.
— Ох, Нор! — она слабо улыбнулась. — Ты меня напугал. Я не слышала, как открылась дверь, — она распрямилась, держась за поясницу.
— Слушай, — сказал я, пристально на нее поглядев. — Иди-ка ты домой, а? А то, наверное, Айван с Патриком скоро забудут, как ты выглядишь.
— Не забудут. Вот высадимся — так я им так перед глазами примелькаюсь, что даже надоем, — снова слабо улыбнулась Нора.
— Иди-иди, — продолжал настаивать я. — Я тут все дособеру. Читать я умею, и коробки отмаркированы.
— А дежурство? — попыталась возразить она. — Вдруг что-нибудь срочное?
— И подежурю, — кивнул я. — На самый крайний случай — добегу до Блича, он тут поблизости живет.
— Блич пошел к Каролине и дочери.
— Вернется же потом. Да я надеюсь и сам справиться. Дежурил ведь уже — и ничего. А ты вон как устала.
— Устала, — призналась Нора. — Соображаю плохо, от букв и цифр в глазах рябит.
— Тем более! В таком состоянии ты тут нараскладываешь, — притворно нахмурился я. — Да и будущему жителю Гебы вредно, когда мама переутомляется! Тебе просто не видно, а я чувствую, как он возмущен!
На самом деле ничего такого я не чувствовал — я ведь даже не прикоснулся к Норе. Но это сработало — она погладила свой живот и вздохнула:
— Я правда могу идти?
— Еще как можешь!
— Спасибо, Нор, — она протянула мне руку, и я поцеловал ее тонкие пальцы. На этот раз Нора не стала особенно смущаться. — Удачи тебе. Нам всем — удачи!
— Передавай привет Айвану, — сказал я.
Она кивнула и пошла к двери.
Занятые руки не мешали думать, и я размышлял. Обо всем сразу — об измученном нетрезвом Вене, который не знал другого способа расслабиться. О Раде, потерявшей дорогого человека, но все равно нашедшей в себе силы обогреть такого неприкаянного парня, как Бен. Об измотанной Норе, которую дома с нетерпением ждут муж и сын. О Мае, который спал где-то наверху и понятия не имел, что такое настоящие друзья и неподдельные чувства. Или имел, но не по отношению к людям, от которых могла зависеть его карьера. Об Адмирале, который считал, что может все и за всех решать. О себе, который, если разобраться честно, был даже рад оказаться в роли запасного пилота.
Да-да, рад. И за это мне тоже было стыдно. И злился я больше всего, оказывается, из-за этого — и на других, и на себя.
Потому что я боялся. Никак не меньше, чем все обычные люди. А трус-пилот в рубке — это, знаете ли, нечто.
Я изо всех сил гнал от себя страх и давил недостойные порывы, но теперь-то, наедине с собой, можно было признаться: — глубоко внутри я тихо паниковал с самого Поворота. Потому что именно в тот момент ощутил со всей неотвратимостью: мой мир, мир Корабля, в котором мы жили столько лет, ненадежен.
Раньше подобные мысли никогда даже близко не прокрадывались в сознание. Все вокруг казалось незыблемым и прочным. Хотя я знал, что мы все находимся в титанитовом корпусе, несущемся в бесконечном космосе. Неоднократно видел звезды из рубки, от чего немного захватывало дух. И все-таки… все-таки до конца в голове не укладывалось, что из-за какого-нибудь пустяка весь наш мир может разлететься на куски.
И только во время Поворота, когда все вокруг дрожало, скрипело, скрежетало, стонало и готово было лопнуть от напряжения, а я кричал от поднимавшегося откуда-то из желудка ужаса, до меня это по-настоящему дошло.
А шлюпка ведь гораздо меньше Корабля. И хотя умом я понимал, что дело, конечно, не в размерах, вести эту скорлупку в огромном равнодушном пространстве, где никто тебе не поможет, было страшно. Гораздо проще забиться в одно из кресел в противоперегрузочной сфере, попросить снотворного и отключиться, положившись на профессионализм кого-то там — кого-то более умного и надежного: уверенного в себе Уайта или спокойного Лайтинга… Хотя вот, пожалуй, Дрангу я бы не стал так безоговорочно доверять… Впрочем, даже если пилот моей шлюпки не справится — я не успею ни о чем узнать и пожалеть.
Я и спорить-то с назначением полез из-за страха. Наперекор ему хотел положить руки на рычаги управления. И посмотреть, кто кого. И первая мысль, мелькнувшая при словах Уайта — кто-то узнал о моей трусости, и именно поэтому меня отстранили, — обдала еще большим ужасом…