Ковчег (СИ)

Я откручивал шланги с проводами и трубами, сдвигал их, рассоединял контакты и думал о том, как после включения систем накачки Корабль погрузится в абсолютную тьму. Перестанут работать воздушные генераторы, прекратится подача воды в охладительные контуры реактора, начнут постепенно размагничиваться ловушки коллайдера… Корабль будет умирать несколько недель. За это время он уйдет очень далеко от Гебы, но верхние сказали, что вспышку взрыва мы с планеты, скорее всего, увидим. Если, конечно, Геба повернется к Кораблю нужной стороной.

Я представлял, как все это разлетится в пространстве радиоактивными обломками — шахты, фермы, наша с Нором каюта, — и к горлу подкатывал болезненный комок, заставлявший щуриться и украдкой смаргивать совершенно непрошеные слезы. Все-таки Корабль был нашим домом — моим, Нора, Гренделя, Рады, Бена, Лейна, да даже Марципана и его мерзкого сыночка. Ломать свой дом своими же руками казалось противоестественным.

Похоже, такое же настроение преобладало у всех остальных — техники работали молча, не перебрасываясь шуточками и подколками, как-то очень бережно перетаскивая помпы, укладывая на пол свернутые в рулоны кабели и шланги. Дик несколько раз бегал в подсобку, один раз позвал меня, но я отказался. Не хотелось мне сегодня пить — и не из-за Нора, не из-за смертельно болевшей с утра головы. Просто само состояние было таким, что выпивка могла его только усугубить, а не снять напряжение.

Закончили мы ко вторым послеполуденным склянкам. Я так устал, что даже есть не хотелось, но Дик очень жестко потребовал, чтобы все шли в столовую. Наверное, он был прав — за час до окончания работ на фермы прибежал Лео и сообщил, что всех освободившихся после ужина ждут у складов. Там в коридоре скопилось большое количество тюков, приготовленных к отправке. Погрузку предполагалось закончить к полуночной рынде, когда будет отключена грузовая лебедка в лифтовой шахте. Так что до десяти вечера я еще таскал на спине коробки и ящики, и до своей каюты добрался уже практически без сил.

Нор, как ни странно, до сих пор не появился. Я, конечно, допускал, что им там, наверху, дают последние инструкции, но все равно мне стало немного не по себе. Выпив тоника, я принялся собирать в сумку наши с Нором вещи. В общем-то, у нас их было совсем немного. Несколько комплектов белья и комбинезонов, несколько кристаллов для визоров — на Гебу эвакуировали синематеку и только общие мониторы, но я все равно решил положить пару коллекций — с любимыми романами и стихами Нора и с видами Земли. Сунул во внутренний карман десяток тюбиков с любрикантом, бреющую пасту, выгреб из шкафчика в душевой все нужные нам с Нором гигиенические мелочи.

И только когда поставил сумку у кровати — вспомнил, что у мелкого сегодня день полного отдыха, и он должен быть здесь, в каюте.

До рынды я успел побывать у Гренделя, у Рады, в кают-компании и в лазарете. Но единственным, кто хоть что-то знал, оказался Блич. Он сообщил, что предыдущую ночь Нор провел в лазарете, на одной из пустых коек. В восемь утра ушел, и его никто больше не видел. Коридоры пустовали — люди разошлись по каютам, намечался очень ранний подъем, — и я побежал назад, надеясь, что Нор уже дома.

А его опять не было. И тогда я очень четко понял: Нор ушел наверх и остался там. Конечно, он был в своем праве — после моей вчерашней пьяной выходки. Наверху Нора ждала мама, ждал младший брат. О Свенсоне я старался не думать, хотя получалось плохо. Наверняка Нор решил провести последнюю ночь на Корабле со своими близкими — он ведь был уверен, что я и сегодня напьюсь. А кому нужен пьяный дурак, болтающий всякую чушь, не способный даже расшнуровать ботинки и лечь спать по-человечески, не в грязной одежде?

От отчаяния мне хотелось заорать и разломать что-нибудь, разбить, разнести вдребезги. Опомнился, только когда под моим кулаком хрустнул и прогнулся столик.

Действительно дурак, даже трезвый. Не умею сдерживать эмоции, не умею контролировать себя, ничего не умею, кроме как обижать и задевать близких мне людей. И прощения просить тоже не умею, хотя за двадцать пять лет стоило научиться этому в первую очередь. Мы могли бы сегодня провести ночь вместе, занимаясь любовью и думая о будущем, а вместо этого — по моей вине — опять оказались на разных уровнях. Только теперь я совершенно не представлял, где искать Нора.

Уснуть я так и не смог. То мотался по каюте от стенки к стенке, воображая себе приключившиеся с Нором несчастья. То падал на кровать, убеждая себя, что с ним все в порядке, он просто обиделся и спит где-нибудь, решив меня проучить. То садился к столу и наливал себе воды в тщетной надежде успокоить разыгравшееся воображение, упорно подсовывающее мне одну и ту же картинку — Свенсона в обнимку с Нором.

Когда вместе с первыми склянками раздалась сирена подъема, ни думать, ни пугаться, ни ревновать сил у меня уже не осталось. Я хотел только одного: увидеть перед стартом Нора и убедиться, что с ним все в порядке.