Возможно, дело в том, что благодаря нетрадиционному образованию ты не знаешь, как принято делать определенные вещи, и это дает тебе некую свободу. Если 10 людей обучены какой-то технике, а 11-й приходит без предварительной подготовки, его работа будет отличаться, и,
Иногда мне приходится напоминать себе, что всю мою писательскую жизнь я буду в отстающих, и я должен быть рад тому, что такой дворняге, как я, разрешают бежать рядом со стаей. Если я когда-нибудь совершу ошибку, возомнив себя одним из альфа-самцов, я все разрушу.
Я слышал, что в самом начале никто в U2 не умел играть на музыкальных инструментах. Но это стало центром того, чем они занимались. И они играли, так сказать, в обход этого факта. Это очень созвучно с моими ощущениями: эта идея о глубоко музыкальных, глубоко чувствующих людях, которые, возможно, и не обладают виртуозными техническими навыками, но способны заставить то, в чем они сильны, приносить им успех.
Мне, кстати, больше нравились U2 в начале их карьеры. Они совершали ошибки, но, несмотря на это или в какой-то мере благодаря этому, они были лучше. Правдиво ли то же самое в отношении писателей?
Думаю, да. Возможно, не «ошибки», но некоторая нечеткость выражения мыслей. Возникает чувство, что автор пытается донести столько жизненно важной информации, что он не может притормозить и тщательно поработать над ее презентацией. Или, наоборот, что его правда обладает такой мощью, что она искривляет сосуд, который ее несет. И мы, писатели, с нашей безграничной властью над текстом, можем пойти даже на шаг дальше. Мы можем быть спонтанными и неаккуратными, и, если нам нравится этот эффект, можем переработать текст так, чтобы он казался еще более спонтанным и неаккуратным, намеренно «акцентируя» эти качества.
На высшем уровне переработка текста – это предсказывание того, что бы сделали другие писатели. И затем ты задаешься вопросом: мог бы я создать что-то глубже, или лучше, или живее? Не просто так, но потому что новая вещь может быть еще многограннее? Может ли текст содержать в себе еще больше «жизни», избежав тропов и предсказуемости?
В вашем творчестве я замечал, что юмор звучит в минорной тональности и слышен в очень мрачных отрывках. Как-то я читал рецензию критика, который охарактеризовал ваш стиль комедии как «тяжелый юмор».
Думаю, хитрость в том, чтобы позволить всем личностям, которые в тебе сосуществуют, присоединиться к работе. Или позволить проявиться всем тональностям, что живут в тебе, или, по крайней мере, самым мощным из них. Так, во мне живет сентиментальная часть меня, и смешная часть, и мрачная часть, и оптимист, и пессимист, часть, что любит научную фантастику, и часть, что любит лаконичный язык. И ты можешь позволить им «присоединиться к работе», только если ослабишь свои концептуальные ожидания по отношению к истории. Ты можешь начать работу, думая, что твоя история – это что-то одно, но хитрость в том, чтобы в критический момент позволить ей стать тем, чем она сама хочет стать. Впустить эти другие тональности, и будь что будет. Критерием здесь будет: о’кей, эта новая тональность, которая начинает проявляться, она сделает историю хуже или лучше? Более или менее интересной или энергичной? И это случается на уровне каждой строки. Если она делает историю лучше, значит, она остается, и история должна изменить свой образ соответственно. Ты можешь на минуту оторваться от текста и обнаружить, что в нем появилось нечто совершенно не соответствующее твоему изначальному видению или намерению. И когда это случается, это отлично. Это значит, что ты проделал важную работу по одурачиванию прозаичной части себя.
Ваши истории сюрреалистичны и напоминают сны. Вам когда-нибудь снятся идеи для ваших историй?
Да. Как-то мне приснилась бывшая девушка, с которой в конце наших отношений я довольно дерьмово обращался. Она подошла ко мне и сказала: «Я хочу, чтобы ты знал. У меня родился ребенок».
Это был ваш ребенок?