Ковыряясь в мертвой лягушке. Мастер-классы от королей комедийной поп-культуры

Мы сильно поспорили из-за сцены, в которой монстр танцует чечетку под песню Puttin’ on the Ritz. Я сказал: «Это никуда не годится. Она портит весь фильм. Делает его слишком несерьезным». Она была очень в духе шоу-бизнеса. Такие сцены работают, только если они не оказывают значительного влияния на фильм. При помощи сцены с Puttin’ on the Ritz Джин хотел продвинуть фильм в новом направлении на целый ярд. Джин сказал мне: «Сделай мне одолжение. Сними эту сцену, и мы посмотрим на нее и решим. Если она не будет работать, мы ее вырежем». И я так и сделал. Я снял ее. И затем я посмотрел ее и сказал: «Джин, она не просто работает. Это лучшая вещь во всем фильме».

Самое интересное в игре Джина Уайлдера в «Молодом Франкенштейне»то, что это, возможно, самая лучшая игра во всех фильмах про Франкенштейна, и комедийных, и не комедийных.

Я рад, что вы это сказали! Он был Прометеем в этой роли! В его игре был огонь! В его глазах было безумие! Возвращаясь к Гоголю, комедии нужно безумие.

Фильм был снят великим оператором-постановщиком Джералдом Хиршфелдом («Прощай, Колумбус»; «Дневник безумной домохозяйки»; «Мой лучший год»). Он выглядел восхитительно. Он был таким же невероятно красивым, как ранние фильмы про Франкенштейна, очень аутентичным. И я очень серьезно подошел к режиссуре. Я не пытался сделать фильм смешным. Только ситуации были абсурдными, и это творило комедию.

Вы когда-нибудь думали о том, чтобы написать роман? Или короткие юмористические рассказы для «Нью-Йоркера», что-то похожее на то, что пишет Вуди Аллен?

Макс, мой сын, обладает чудесными навыками рассказчика. Образы, которые он создает, такие красивые и идеальные. Ты всегда знаешь, где ты и что происходит. А я этого не умею. Я специалист по диалогам. Никто не может написать пинг-понг – обмен репликами лучше, чем я. Но нужно обладать мастерством повествования, как у Толстого, чтобы написать роман. Или это ты умеешь, или нет.

Странно, что даже писатели, которых считают лучшими в своем деле, такие, как вы, замечают недостатки в своей работе, которые другие могут не замечать.

Это можно заметить в людях всех профессий. Ты видишь гольфиста, который кажется идеальным, но что-то в его навыках не отвечает его собственным ожиданиям. И знаете, так и должно быть. Нельзя никогда быть полностью довольным собой.

После всех этих лет в шоу-бизнесе на вас как-то все еще влияет, когда зрители смеются над чем-то, что вы написали?

О, это самое лучшее. Самая лучшая вещь на свете – это написать шутку, которую оценят зрители. Я никогда не устану от этого. Это волшебно.

Однажды вы сказали, что боитесь смерти и юмор – это ваш громкий протест против прощаний. Вы сказали это много лет назад. Вы все еще в это верите?

Отчасти да. Отчасти да. Мы все боимся умереть. Когда ты смеешься, сложно думать о смерти. Так что я думаю, что, по сути, да, это все еще правда.

Думаете ли вы о вашей работе, вашем письме как о шансе достичь бессмертия?

Я не знаю. Я не думаю, что бессмертие существует на самом-то деле. Но это шанс прожить немного дольше, быть с людьми немного дольше, сделать так, чтобы твои пра-пра-правнуки, возможно, увидели то, что ты создал. Это как вырезать свое имя в коре дерева. «Я был здесь. Я что-то сделал. Я оставил свой след. И смерти не удастся полностью меня стереть».

Мне кажется, что если кто-то в этом бизнесе заслужил право дать совет молодому комедийному писателю, то это вы. Что бы вы ему или ей сказали?

Несколько вещей. Во-первых, что бы ты ни писал, это должно тебя смешить. И не просто смешить, а заставлять тебя по-настоящему громко смеяться, смеяться от души. Не просто усмехнуться. Если ты по-настоящему смеешься, пока пишешь шутку, и говоришь себе: это им очень понравится, – тогда продолжай в том же духе.