Ковыряясь в мертвой лягушке. Мастер-классы от королей комедийной поп-культуры

Это очень специфичный тип ностальгии. Ведь когда вы говорите про старшеклассниц «часто пропускает “по болезни”» или «плакала на уроке труда», мы понимаем, что это эвфемизм, которым маскировалась беременность, неприемлемая в то время. И это совсем другая ностальгия, это уже не те теплые воспоминания о концерте на городской площади, где играл духовой оркестр.

Да, совершенно другая. У нее есть глубина. Или ширина, или долгота, какое геометрическое измерение вы бы ни захотели использовать. Думаю, что частично это из-за того, что мы росли в 1960-е, очень пуританское, не терпящее инакомыслия время. Общество начинало становиться немного более расслабленным после избрания Кеннеди, но в первый раз я услышал, чтобы кто-то употреблял наркотики, в 1965-м. Это была марихуана. Помню, как кто-то сказал: «Боже мой, если они его поймают, он отправится в федеральную тюрьму до конца жизни!» Можете себе представить? Спустя два года нельзя было пройти по Гарвардской площади, чтобы случайно не забалдеть от всего этого дыма вокруг. Просто вся система развалилась. Так что не могло быть лучшего времени для выхода National Lampoon. У нас появился шанс воспользоваться этим странным общим прошлым бумеров в период, когда все устои пошатнулись. Думаю, National Lampoon был первым печатным журналом, который использовал все матерные слова.

Помню, в самом начале наш издатель нам сказал: «У меня плохие новости. Мне позвонили из типографии. Они не будут печатать одну из карикатур». Кажется, кульминацией этой шутки была фраза: «Ну что ж, тогда иди на хуй». Но уже через 6 месяцев они печатали все подряд. Они просто сдались.

Это было еще до того, какPlayboyначал печатать матерные слова.

Совершенно верно. Чтобы отдать им должное, Playboy были осторожнее, потому что они были умны. Хью Хефнер хотел чистый грязный журнал. Нас же устраивало выпускать грязный грязный журнал. Хефнер был очень умным человеком. Когда я работал в Harvard Lampoon, мы хотели сделать пародию на Playboy. Мы, заранее не договариваясь, позвонили Хефнеру, чтобы попросить его разрешения. Его секретарь сказала: «Одну минуточку». Хефнер моментально подошел к телефону. Он сказал, что он очень хотел бы, чтобы мы сделали пародию, и что он договорится, чтобы мы могли использовать его типографию: «Я скажу, что вы добропорядочные граждане. И все, что вам, ребята, останется сделать – это получить на счете подписи некоторых ваших богатеньких выпускников для уверенности, что нас не нагреют». Мы напечатали примерно 635 000 копий в сентябре 1966-го и распродали их за 11 дней.

Это был момент, когда я начал думать: слава богу, мне не придется идти учиться на юриста.

Это был первый знак, что впереди вас ждет большой успех?

Это был первый большой знак. Мы осознали, что делаем журнал, который появится на прилавках всей страны, не только на Восточном побережье. И мы поняли, что сможем достичь определенного качества производства, необходимого для создания точной пародии.

Материалы и Harvard Lampoon, и National Lampoon довольно сильно основываются на культуре употребления. Вы когда-либо принимали наркотики?

Нет. И не из-за какой-то моральной добродетели. Думаю, что я, как Билл Клинтон, никогда не курил, потому что когда друг предложил мне косячок, я глубоко затянулся и чуть насмерть не подавился дымом. Идеальное отрицательное подкрепление. Никто никогда не предлагал мне чего-нибудь покрепче, они, наверное, думали, что это будет как классический гэг[30] у Вуди Аллена: я чихну, когда буду занюхиваться, и рассыплю весь их дорогостоящий кокаин.

Вы когда-нибудь разделяли мнение, что наркотики и алкоголь могут помочь комедийным писателям сделать свой юмор круче и достичь таких высот, которые без допинга им были бы недоступны?

Нет.

Должно быть, странно говорить о своих однокурсниках, которые впоследствии стали иконами в мире комедии. Как-то нереально, не так ли?