Ковыряясь в мертвой лягушке. Мастер-классы от королей комедийной поп-культуры

Абсолютно. Все это кажется совершенной случайностью. Это похоже на то, когда ты думаешь, что если бы ты перешел улицу не на этом светофоре, а на следующем, тебя бы не сбила машина и ты бы остался жив. То есть это все было такой совершенной и невероятной случайностью. Я поступил в Гарвард. Мой отец выпустился из Йельского университета в 1913-м. И я пошел в Гарвард, чтобы побесить отца. Это был мой подростковый бунт. Это была единственная причина, по которой я выбрал этот вуз. Если бы я пошел в Йельский университет, всего этого бы не случилось. Никак. Понятия не имею, где бы я оказался. Это все так банально.

Так значит, удача и правда играет большую роль как в достижении успеха, так и в поражениях?

Не хочется это признавать, но все зависит от удачи. Вообще все. И поэтому меня как вечного демократа так расстраивает, когда я слышу, как республиканцы говорят об усердной работе. «Главное – это усердно трудиться». Да, нужно усердно трудиться, но мир полон людей, которые усердно трудятся, но им не везет, и жизнь дает им пинка под зад.

Люди, которые основали National Lampoon, были очень везучими. Мы появились в совершенно особенное время. Все ограничения постепенно снимались. Это был, наверное, один из последних моментов, когда можно было основать ежемесячный юмористический журнал. Когда мы выпускали первый номер, мы были единственным журналом такого рода с рекомендованной розничной ценой в 75 центов. Нам это казалось крайне рискованной авантюрой. Кто станет платить 75 центов за такое? Конечно, только так наше существование было возможным. Долгое время мы не могли заполучить рекламу. Рекламодатели говорили: «Я не буду размещать рекламу в этом отвратительном журнале». Но вскоре все изменилось. С тиражом 295 000 экземпляров мы были отвратительным журналом. С тиражом в 305 000 экземпляров это уже была важная аудитория, с которой нужно было взаимодействовать.

Комедийному журналу чрезвычайно сложно заполучить рекламу, в отличие, например, от спортивного журнала.

Если бы National Lampoon появился сегодня, у нас была бы реклама типа: двое сидят в ванне, и мужчина пытается получить эрекцию. Существует не так много категорий рекламы, подходящей для юмористического журнала. Журнал про гольф, например, может рекламировать гольф-клубы, одежду, книги про гольф, все, что хоть как-то касается гольфа. Основным рекламодателем в National Lampoon к нашему бесконечному стыду были сигаретные компании. Но я не извиняюсь. Мы никогда не задумывались, брать или не брать рекламу сигарет. Она нам была жизненно необходима. Без нее мы бы загнулись.

Все эти годы вы очень неохотно говорили о времени, проведенном вNational Lampoon. Более того, мне кажется, я никогда не слышал, чтобы вы давали интервью для биографических книг о журнале или его авторах, а таких было много.

Ну, здесь не было никакого скрытого мотива. Просто это становится утомительно. Не думаю, что большинство людей, писавших эти книги, можно назвать беспристрастными свидетелями того, что происходило. Мне казалось, что будет проще не вмешиваться во все это. А еще очень сложно рассказывать эту историю. Проблема в том, что большая ее часть просто невыносимо скучная. Кроме того, что время от времени к нам в офис присылали коробку динамита, как это было в 1972-м, все, что мы делали, – это пахали, пахали и пахали. Изо дня в день у нас были жестокие дедлайны.

Через пару лет после того, как я ушел (в 1975-м), я дал интервью репортеру Esquire, который меня неверно процитировал, и часть того, что он неправильно пересказал, обидела людей. После этого я на долгие годы зарекся говорить об этом с кем бы то ни было. Я не чувствовал, что могу доверять этим людям. Но сейчас я несколько подразмяк. Все это уже стало частью истории. Грустно говорить об этом, но все люди, чувства которых могли бы быть задеты, уже умерли.

Вы когда-нибудь сожалели, что ушли изNational Lampoonпосле всего лишь пяти неполных лет работы?