Тем временем суета воинов в глубине леса упорядочилась, она стала походить на круговорот при осаде города или крепости, когда сотни, тысячи образовывали бесконечный круг, из которого на неприятеля сыпались словно пронизанные молниями тучи горящих стрел, не давая ему поднять головы, испепеляя за каменными стенами живое и неживое. Сейчас же вместо города перед их взорами вырастала враждебная стена из деревьев, молчаливо глотавшая все, что за нее проникало. И это было страшно. Потоки их, стремившихся угодить Ослепительному, нарастали как вода, прорвавшая плотину, остановить которые могло только движение его руки. Но джихангир медлил подавать сигнал, потому что никто еще не бросил ему под ноги урусута, посмевшего напасть на повелителя войска Золотой орды, или хотя бы его голову. Он ждал этого момента с исступленным нетерпением, не торопясь вкладывать оружие в ножны, подрагивая им в предвкушении быстрее пустить в дело.
А когда понял, что вражеские лучники недоступны, они скорее всего успели раствориться в лесной глуши, а болото поглотило не один десяток верных кешиктенов, вздел клинок и обрушил его на плечи подвернувшемуся под руку кипчакского сотника, оказавшегося каким-то чудом внутри кольца, образованного телохранителями. Наверное, он еще до нападения урусутов прибыл от своего темника с обычным донесением, а после не успел выскользнуть обратно. Вид крови, брызнувшей из рассеченной шеи, усладил ярость саин-хана заставив дорубить несчастного, а когда он свалился на землю, отрубить ему голову. Только после этого джихангир с храпом всосал в себя клубок тягучей слюны, повел белками вокруг, стремясь осознать действительность и вернуть на место зрачки, закатившиеся под лоб. Переступив через труп, он швырнул саблю в ножны и расставив ноги выбросил вверх правую ладонь, по рядам воинов покатился подхваченный эхом громкий возглас:
— Байза!.. Байза!!!
Круговорот сипаев оборвался как по мановению волшебной палочки, начав обратное движение. Субудай-багатур встряхнулся в седле, поправив шапку дождался, когда саин-хану подведут нового жеребца, а воины займут место в строю по три в ряд, затем завернул морду саврасой кобылы и закачался на ее спине, укрытой войлочным потником, по дороге, ведущей к крепости урусутов, ставшей для него кюрюльтю. Желанной. На лице, изборожденном морщинами со шрамами, не дрогнул ни один мускул, лишь глаз сверлил воздух перед собой так, что лошадь не переставала прядать ушами. Но эта реакция животного была привычной, как привычными стали вопли сипаев за спиной, затягиваемых трясиной в глубины, чудом не познанные им самим, как громкие восхваления Тенгрэ избежавших ее объятий.
Смешанный лес закончился так же внезапно, как вырос стеной перед войском в начале похода, он не имел подлеска с молодыми деревьями и густым кустарником, естественными в других краях, а начинался и кончался будто обрубленный со всех сторон. Перед взором джихангира, выехавшего на вершину высокого и пологого холма, предстали останки неприступной крепости со стенами из дубов в три обхвата, все-таки проломленными стенобитными машинами во многих местах, с главными воротами, измочаленными железными наконечниками таранов. С башнями и небольшими надстройками между ними, почерневшими от дыма и огня. Вся крепость размещалась на утесе почти треугольной формы с отвесными обрывами коричневато-желтого цвета из-за глиняных пластов, выпирающих наружу, с небольшими островками зеленой травы по их поверхности.
Улицы ее с пепелищами по бокам от былых строений были пустынны, по ним не ходили не только люди и скот, не пробегали даже собаки. Лишь каменные церкви с колокольнями над куполами выделялись золотистыми пятнами на общем черном фоне, да громоздился ближе к главным воротам наполовину кирпичный детинец с красной черепичной крышей и широким двором перед ним. Население городка было на стенах, ощетинившихся самострелами и дымившихся новыми очагами пламени. Внизу шумели водами две быстрые реки, впадавшие сначала одна в другую и потом вместе в широкую и полноводную, катившую волны вдоль противоположной стороны утеса. Дальше расстилалась узкая равнина, сдавленная по бокам лесными массивами и усеченная ими же почти у горизонта, она представляла из себя уртон с временными юртами, тоже пустой к этому моменту. Воины Гуюк-хана ползли на стены крепости по веревкам, ядовитыми извивавшимися змеями, они стремились всеми средствами закрепиться на ее вершине, ведь им был обещан целый город с урусутскими женщинами, множеством молодых и крепких хашаров и несметными сокровищами горожан.