Кожа

Голд была еще жива. Но не была уже королевой сахарного леса. Числилась Слабой и вместе с двумя совсем старыми, примерно пятидесятилетними работающими женщинами готовила еду для других работающих. Мать Хоуп сделалась ниже, поседела, но оставалась все такой же большой и сильной. Но теперь ее силы не хватало на целый день тяжелой полевой деятельности, она заканчивалась в первые два часа. Для кухонных обязанностей силы удавалось растягивать на полдня, иногда – до вечера. Еще Голд охотилась на зайцев, сусликов, ракунов и белок – чаще по ночам. Иногда вытаскивала зверька одной своей мощной рукой прямо из норы, спящим. Приносила на работающую кухню, сама освежевывала, разделывала на куски. Все работающие радовались и были благодарны: надоедало доедать за хозяевами куриные шеи, свиные хвосты и ноги. Иногда Голд ловила и убивала поедающих сахарный лес крыс не хуже работающих подростков. Ненавидящий ее Голубоглазый надзирающий вышел на пенсию, женился и больше не надзирал на этой плантации. Голд была как могла счастлива: слышала, что Хоуп уехала жить сначала в город, дальше – в далекую страну полуработающей или почти неработающей. Голд как умела молилась, чтобы никогда не услышать о дочери. Но однажды в их сахарный лес полупесней, полулегендой просочился слух, что Хоуп вернули и теперь она работающая на плантации Молодой сахарной капиталистки. Полулегенда говорила, что у Хоуп от болезни в Дикой и холодной стране теперь голубые хозяйские глаза и исчезла память. Голд сделалась очень несчастной оттого, что свободной личной судьбы ее дочери не досталось. Работающие кухонные женщины успокаивали Голд, повторяя, что, может, это и не ее дочь вовсе. Но Голд должна была убедиться.

В одну ночь она поймала двух кроликов и одного ракуна и закопала добычу на краю сахарного леса. В следующую ночь она отправилась пешком со своим сеточным мешком по окраинам сахарных лесов своего и чужих хозяев. Она решила, что, если ее поймают, она скажет, что она старая, больная и глупая работающая и заблудилась во время охоты. До плантации Молодой сахарной капиталистки она шла ровно, не быстро, но и не медленно три с половиной часа. Ей удалось обходить надзирающих, она встретила одного спящего под сахарными деревьями и осторожно прошагала мимо. Она слышала, что на плантации Молодой сахарной капиталистки особенно злые надзирающие – про них и саму Молодую сахарную капиталистку знали работающие многих сахарных лесов и даже ватных полей. Голд как могла тихо, словно на своей охоте, двигалась по плантации-империи. Постучалась в первый же работающий деревянный дом. По-особенному, осторожно, но требовательно, как стучались друг к другу работающие. Голд со старостью и слабостью стала больше понимать ценность сообщности работающих людей.

Ей открыли, она объяснила, и работающий мальчик долго вел ее обратной стороной домов работающих: у Молодой сахарной капиталистки работающих было очень много. Иногда мальчик заводил Голд за сахарные деревья или просил ее прятаться за постройками и ждать, пока пройдет надзирающий. Наконец они дошли до постройки несемейных работающих женщин. Голд постучалась и объяснила. Домну в коже Хоуп разбудили и подвели к матери Хоуп. Голд внимательно оглядела женщину перед ней, обошла ее по-хозяйски, посмотрела под рубашку за спиной на шрамы, встретилась своими темно-карими глазами с голубыми глазами Домны в коже Хоуп. Та молчала, не понимала происходящего, хотела спать и ждала, когда уже снова можно будет лечь. Голд погладила ее по рукам и потрогала за плечи. Она узнала кожу дочери, догадалась, что в ней теперь живет другая женщина, вовсе не ее дочь, и испугалась. Голд сначала прошептала: «Boo hag» – потом прокричала: «Boo hag!» Женщины испугались то ли Boo hag, то ли того, что Голд так орет. Мать Хоуп выскочила из пристройки и побежала домой. Двух надзирающих привлек шум, один из них заметил мелькающую спину Голд среди сахарных деревьев. Он погнался за ней и выстрелил вперед. Голд оглянулась, но бежать быстрее не получалось, расстояние между ними начало сокращаться. Тут на пути Надзирающего возникла девочка с пуговичными глазами и липкой черной кожей. Девочка потянула к Надзирающему руки, он споткнулся об нее, вытянулся на земле. Он пытался встать, но его ноги крепко прилипли к рукам и лицу девочки, которая оказалась неожиданно очень тяжелой, и у него не получалось отделаться от нее или подняться вместе с ней. Он кричал от страха и непонимания; наконец, когда его нашел сонадзирающий, никакой смоляной девочки рядом уже не было. Работающие объяснили, что кричали сами оттого, что видели ведьму, а напуганный Надзирающий рассказывал про спину женщины среди сахарных деревьев и липкую тяжелую девочку. Молодая сахарная капиталистка поняла, что это опять глупые сказки работающих, и пригрозила Надзирающему увольнением, если он будет им поддаваться.