Кожа времени. Книга перемен

Развод содержания с формой обращает копеечный продукт массового производства в роскошный раритет. Таких книг не может и не должно быть много. Каждая достойна уникального места в коллекции самых дорогих владельцу вещей. Став драгоценной, книга превратится в любимый экспонат, играющий в нашем жилье ту же роль, что картины. Вместо шкафов и полок — несколько книг, каждая из которых требует углубленного созерцания и белых перчаток. Собственно, к чтению это уже не имеет отношения. Матисс, соавтор самых дорогих книг нашего времени, иногда их и сам не читал, как это случилось с проиллюстрированным им «Улиссом».

Кардинальный разрыв между бумажной и электронной книгами неизбежен, как бы мы, стародумы, ни заламывали руки. В скором будущем личная библиотека вроде моей, в семь тысяч, покажется такой же нелепостью, как продуктовый склад Нансена по соседству с супермаркетом.

Другое дело, что электронная книга не только вытесняет обычную, но и изменяет природу чтения.

Открыв задолго до школы радости букваря, я сразу освоил первый вид чтения — запойный. От Жюля Верна до Достоевского книги входили в меня беспрерывно и неосознанно. Скандаля с гасившими свет родителями, читая на уроках и вместо них, я жил внутри переплета и не замечая его.

Читательская горячка не оставляла меня, пока я не покончил с классиками, и лишь взявшись за них заново, я научился читать медленно. Только тогда, смакуя и негодуя, я увидел за текстом автора — со всем найденным и украденным, придуманным и угаданным, с его персональной идиосинкразией и поколенческим тиком. Чем меньше читатель торопится, тем труднее автору спрятаться.

С появлением интернета, однако, чтение стало не только медленным, но и дискретным. Взявшись за е-книгу, подключенную ко всемирной Сети, я осуществил свою детскую мечту: поселиться в Александрийской библиотеке, не выходя из дома. В наши тучные дни, когда у каждого под рукой оцифрованная цивилизация, читатель обречен страдать от всеядности. Информационное изобилие оглушительно и рискованно, как выигрыш в лотерею. Получив больше, чем просили и надеялись, мы стали обладателями книг с бесконечными комментариями.

Для меня электронное чтение оборачивается борхесианской фантасмагорией: одна книга заменяет все и никогда не кончается. Как калека на лестнице, я останавливаюсь на каждой ступеньке и запинаюсь на всяком абзаце. Дойдя до имени собственного, я изучаю его биографию, географическое название побуждает к путешествию по карте, дата провоцирует исторические изыскания. Я разглядываю упомянутые пейзажи и картины, слушаю ту же музыку, что и герои, и изучаю всю подноготную описываемых событий.

Такое — горизонтальное — чтение поднимает читателя над книгой, позволяет развернуть ее в пространстве и времени, сравняться с автором и даже превзойти его. Если быстрое чтение знакомит с книгой, а медленное — с автором, то энциклопедический подход срывает покрова с самой реальности, послужившей писателю исходным материалом.

Давным-давно, когда Бродский еще был жив и писал постоянно усложнявшиеся стихи, я решил понять их, прочитав то же, что он, — или хотя бы тех, кого он упоминал. Это оказалось увлекательным и выполнимым занятием, потому что поэт обладал прекрасным вкусом и знал латынь не лучше меня.

Только достигнув своей цели, я обнаружил предел углубления текста и расширения контекста. Распутывая каждую нить, мы, как Пенелопа, распускаем сотканное автором, возвращая на места всё то, что он взыскательно отобрал. Более того, обгоняя его с помощью заемной эрудиции интернета, мы добавляем в книгу и то, чего она не могла или не хотела знать.

— Лишнее, — говорил Ницше, — враг необходимого, а отличное, — добавлял он же, — соперник хорошего.

Е-книга настолько богаче бумажной, что выходит за собственные границы, переставая быть книгой. И я, заменяя новой библиотекой старую, исподволь вздыхаю по тем временам, когда каждая книга жила сама по себе — без помощи Сети, справки Википедии и совета фейсбука.

Глаз и ухо

Одну жизнь я поделил между СССР и США, другую — между письменным столом и кухонным, а третью — между буквой и звуком. Первая была приключением, вторая — наслаждением, третья меня кормит, и поэтому понять ее мне важнее всего. Проблема в том, что письменное и устное слово отличаются друг от друга, как мужчина от женщины.

— То есть настолько разительно, — сказал мне знакомый биолог, — что невозможно понять, откуда у них берутся общие дети.

Тем не менее все справляются, о чем свидетельствуют ясли и аудиокниги. Последние всё увереннее соперничают с обыкновенными. Сперва мы научились читать текст на экране, оставив старые книги фетишистам бумаги. Потом освободили глаза ради слуха, научившись делать сразу два дела: одно необходимое — мыть посуду (57 %), растить мышцы (56 %), водить машину (32 %) или, как я, велосипед, а другое — сопутствующее, чтобы в одно ухо влетало, а другое держалось востро.