Козлиная песнь

Мне все еще очень нравился наш способ жить. Наконец-то мена окружали люди и сделанные людьми предметы. Лекции, выставки — я ходила далеко не на все, но было важно знать, что все это существует. Вообще-то в будущем мне бы хотелось тратить побольше денег, тогда, чтобы поставить очередной опыт, не надо будет дожидаться удачных находок в мусоре. Кроме того, деньги — это оружие, точно такое, как каменный топор, с которым раньше ходили люди, чтобы защищаться от диких зверей и прочих проявлений природы. Если наше материальное благосостояние останется на теперешнем уровне, то наверняка заявят о себе не только порченные зубы — природа уготовит нам еще уйму новых сюрпризов. Ну конечно, оттого что другие были богаты, мы тоже были не совсем бедны; пока в тех домах, где мы жили, работало паровое отопление, мы могли забыть, что в природе бывают холода. Пока на свете есть контейнеры близ супермаркетов, мы не умрем от голода; старость к нам еще не подступала, так что нам еще не требовалось дорогих кремов, чтобы скрыть морщины. Мы могли обойтись без пластических операций, мы не пользовались лекарствами, волосы можно было пока не красить. Но если мы оба заболеем? Мы тогда не сможем так бодро снимать урожай с контейнеров. Из-за недостаточного питания мы заболеем еще серьезней и будем зависеть от капризов друг друга. Еще хуже, если кто-то из нас попадет в больницу, потому что у нас не было никакой медицинской страховки.

Как-то раз апрельским вечером в середине недели мне захотелось прокатиться на велосипеде, чтобы обдумать все эти вопросы. В самом благодушном настроении я села на мой французский велосипед и покатила. Я въехала в парк, через который до этого проезжала дней десять назад. Солнце как раз садилось. В прошлый раз парк показался мне просторным и прозрачным, а теперь я видела только то, что находилось совсем близко. Весенняя зелень, полторы недели назад еще такая нежная, теперь стала крепкой и мясистой, деревья поднимали к небу толстые лапы с когтями и, казалось, хотели поймать меня. Эти лапы вдруг начали расти, тянуться ко мне со всех сторон, кусты обступили меня, словно зеленые стены. Они подбирались все ближе и ближе, еще не много — и они стиснут меня, безжалостно задушат. Вот бы мне сейчас сюда тупой топор нашего Питера, чтобы от них защититься. Но топора не было, и я как безумная погнала прочь на своем велосипеде, умоляя всех и вся позволить мне выехать из парка, пока не поздно.

К дому я подъехала вся в поту. Бросила велосипед на землю. И тут заметила, что одна из тротуарных плиток перед входом приподнята выросшим под ней сорняком. Дома у меня началось сердцебиение из-за пяти обыкновенных, диаметром меньше полумиллиметра, мушиных какашек на нашем огромном, покрашенном в белый цвет столе из школьной доски. Только после того, как ты убил отправительницу этого сообщения, написанного алфавитом для слепых, я немного успокоилась.

— Знаешь, я ничуть не страдаю от того, что мы все время переезжаем с места на место и нигде не живем постоянно, — сказала я. И добавила с горячей убежденностью: — Ты — мой дом.

Мы шли по улице «отовариваться» в наших бесплатных магазинах на колесиках. Мы всегда добывали еду вместе, теперь из соображений безопасности, потому что тучи сгущались, на многих контейнерах появились сверкающие замки типа велосипедных.

— А тебе, Йо, это тяжело?

— Да нет.

Я не удивилась твоему ответу. Хотя ты смотрел на мир иначе, чем я, ты очень старался приспособиться к городской жизни. И тебе это удавалось лучше, чем я ожидала. Точно так же, как и я, ты воспринимал нашу нынешнюю жизнь как грандиозный вызов и даже испытывал азарт, особенно от домашнего хозяйства. Приготовление тех вкусностей, что мы находили, стало твоим коньком, равно как и уборка наших огромных домов, не говоря уже о поисках в мусоре всевозможной утвари для их обустройства.

Сегодня все было как обычно: хотя мы шли, в общем-то, за продуктами, ты не мог удержаться от обследования целого комплекта домашнего скарба, выставленного кем-то на улицу. Ты отобрал все, что могло пригодиться, и мы вместе потащили добычу домой. Я весело болтала, вспоминая то один, то другой эпизод нашей жизни в деревне. Между тем ты глазами выискивал собак или, за неимением лучшего, хотя бы меховые шубы. Мы по-прежнему часто разговаривали про Эмили, Мари и Доминика. Поскольку телефон был нам не по карману, ты писал Доминику письма, на которые он всегда отвечал, по-французски и почти без запятых, точно так же, как говорил. Имя «Глот» в них не упоминалось никогда.

— Тебе не хотелось бы отомстить Глоту за его слова о том, что он тобой не гордится и вообще никогда о тебе не думает?

— Как можно сердиться на человека, который просто говорит правду?