Козлоногий Бог

— Теперь моя очередь подвергнуться психоанализу, — сказала она. — И я собираюсь про-ана-ли-зи-ровать свои дневные сновидения. Они также полезны, как и ночные сны, если знать, что с ними делать. Когда я была маленькой, я представляла, как я бегаю по холмам с мальчишкой, бывшим моим братом. Поскольку мы жили в самом центре индустриального города в Блэк Кантри и я была единственным ребенком в семье, не сложно догадаться, почему видение было именно таким. Когда я стала старше и пошла в школу, меня невероятно очаровали греческие мифы и легенды. Сказки меня совсем не вдохновляли; также как и события английской истории; но греческие мифы захватывали все мое воображение и я вплела их в свои дневные сны. Теперь я уже не бегала по холмам вместе с братом, но стала менадой, отправившейся на поиски Диониса, а парнишка превратился в греческого атлета, который гнался за мной, потому что был мной очарован. На мне не было ничего, кроме оленьей шкуры, потому что мне нравилось ощущать прикосновения солнца и ветра.

— К чему это ты ведешь? — спросил Джелкс.

— К тому, что мать заставляла меня надевать шерстяные вещи на голое тело, — огрызнулась Мона, — Эта фантазия была со мной довольно долго, — продолжила она, — Много лет я создавала ее заново перед сном. Потом, когда я узнала от тебя о мистериях, я стала жрицей, пифией, а греческий атлет превратился в верховного жреца, использовавшего меня в качестве прорицательницы. Это все, что я помню. У меня нет никаких воспоминаний из средневековья, но они есть у Хью. Теперь, Хью, твоя очередь рассказывать. Какими были твои дневные сны?

— Господи, да у меня их никогда не было. Я не обладаю таким богатым воображением, как ты.

— Представь, что Амброзиус это твой дневной сон, и расскажи нам о нем.

— Это я могу сделать. Прекрасная идея. Когда я думаю об Амброзиусе как о реальном человеке, я начинаю его бояться; когда я думаю о нем как о плоде своего воображения, я чувствую себя глупо, но я легко могу говорить о нем, как о своем дневном сне. Ну, мне кажется, что Амброзиус был одиночкой и весьма высокомерным типом, когда он был маленьким. Держался особняком и чувствовал свое превосходство над людьми, не смотря на то, что местные смотрели на него свысока, потому что он был слишком странным. Я думаю, что вне зависимости от того, каким он был, он не чувствовал своей принадлежности к этому миру. Потом они захотели засунуть его в церковь и это его вполне устроило, потому что снаружи ему было не за что держаться. Потом, мне кажется, когда он стал старше, он получил по шее из-за женщин. Не потому, что старый Аббат давал ему слишком много свободы, но потому что он не смог найти женщины, которая бы ему подошла. В своих кошмарах он видел женщину определенного типажа и он не мог найти такую же в реальности, а никто другой ему не был нужен. Вот что забавно, ты должен найти женщину определенного типажа, потому что со всеми остальными у тебя ничего не выйдет. Я знаю, потому я пытался. Я не такой дурак, чтобы верить в существование одной любви на всю жизнь, но я верю в то, что существует один типаж — или, по крайней мере, один важный фактор, который ты ищешь во всех остальных, хотя даже не знаешь точно, что это такое. Ты не знаешь, чего ты хочешь, но точно знаешь, чего ты не хочешь. Прости, Мона, что вот так вываливаю перед тобой свои заморочки, но если дядя Джелкс продолжит и дальше ворошить мое бессознательное, то разве может быть иначе?

— Было ли в твоих дневных снах что-нибудь о Греции? — внезапно спросила Мона.

— Ну хорошо, я расскажу тебе, но тогда ты снова попадешь в щекотливое положение. Используя те несколько идей, которые почерпнул в беседах с тобой и дядей Джелксом, и остатки того, что из вежливости могло бы называться моим образованием, я собственно говоря начал представлять себе Грецию. Я думал о том, как ужасно интересно было бы увидеть тебя в качестве предсказательницы, ну или жрицы, или чего-то подобного. Я видел тебя движущейся в процессии и выглядевшей так, как если бы ты сошла с греческой вазы, и ты была одета во что-то такое, во что обычно бывают одеты жрицы. И я видел нас с тобой стоящими у алтаря и проводящими вместе какую-то церемонию, и мы призывали Пана проявиться. Принимали сошедшую вниз силу, так сказать, как принимают сошедшие вниз языки пламени в Духов день.

Джелкс благодарил небеса за то, что в государственных школах даже классика дается в сокращенном варианте. Он поспешно огляделся в поисках какого-нибудь запасного пути, на который он мог бы увести Хью от надвигающейся опасности, но прежде, чем он сумел его отыскать, Мона заговорила снова.

— Так наши с тобой дневные видения встретились, Хью?

— Да, — ответил он тихим голосом из-под капюшона.

— Тогда давай претворим их в реальность. Пойдем со мной на улицу и я станцую для тебя Лунный танец, на траве и при свете луны.

— Я бы лучше остался здесь, если ты позволишь, — тихо сказал Хью.