Козлоногий Бог

— Но ты не делал этого. Ты себе это придумал. Она погибла в автоаварии, когда ты был за мили от нее.

— Я купил машину для Тревора, с которой, как я знал, он не сможет справиться; это была своего рода шутка; а шутка в шестьдесят лошадиных сил это — ну, скажем так — не смешная шутка.

— Ты понимал, что ты делаешь?

— Во мне сидит маленький бесенок, Ти Джей, который иногда творит всякие шалости, пока я смотрю совсем в другую сторону. И есть еще кое-что, о чем тебе лучше узнать сейчас, — если я ссорюсь с кем-то, кто мне действительно дорог, я могу сделать ему какую-нибудь мелкую пакость.

— Я не могу себе представить, чтобы ты пошел на такое, Хью.

— А ты спроси у Моны, она знает меня куда лучше, чем ты; в отличие от тебя, она не питает никаких иллюзий на мой счет. Я могу представить, как вцепляюсь кому-нибудь в глотку — если меня не устроит его отказ. Так и будет, если в этот момент будет активна та часть моей личности, которая представлена Амброзиусом.

— Какие у вас отношения с Амброзиусом, Хью?

— Не знаю, Ти Джей. Он дышит, где хочет[58]. Я могу лишь призвать его, но я не могу его контролировать, и, кроме того, я боюсь его призывать из-за опасности для — для других людей.

— Не беспокойся об этом, парень, ты приведешь сюда Амброзиуса, а я смогу его сдержать.

— Ти Джей, мне тридцать четыре, а тебе доходит семьдесят. Кроме того, ты не находишься здесь постоянно.

Повисла неловкая пауза. Затем голос Моны донесся до них из тени.

— Я могу справиться с Амброзиусом.

Хью издал ироничный смешок.

— Бьюсь об заклад, что сможешь — позволив ему делать все, что он захочет.

Голос Моны раздался снова.

— А что бы сделал Амброзиус, если бы ты позволил ему управлять собой, Хью?

— Об этом лучше не думать, Мона, потому что у этого нет реальной возможности исполниться.

— Тогда что бы ты сделал, если бы Амброзиус поддержал тебя в этом?

Хью на момент задумался.

— Я бы провел инвокацию Пана, как и было задумано изначально. Только в этом тоже нет никакого смысла, ибо если я продолжу с инвокацией Пана, тут же нарисуется Амброзиус.

— Получается, Пан и Амброзиус на самом деле одно и то же?

— Нет, не думаю. Пан ведь бог, разве нет?

— Ты когда-нибудь слышал об идее внутреннего Христа?

— Да.

— Ну, так вот есть еще и внутренний Пан.

— Ага, и мой внутренний Пан это Амброзиус? Тогда получается, что Амброзиуса никогда не существовало на самом деле? Ох, но он должен был существовать. Он же историческая личность и они даже нарисовали его.

— Что такое время, Хью?

— Бог его знает. Без понятия. Что такое время, дядя Джелкс?

— Режим сознания, парень.

— Я полагаю, что это все объясняет, хоть я и не уверен, что смог это понять. Думаю, что мы столкнулись с искривлением времени также, как Эйнштейн столкнулся с искривлением света. Ну, я не претендую на то, чтобы понять феномены времени или пространства в отрыве от часов и измерительных лент. Как по мне, в этом слишком много пустых разговоров, но я принимаю твои определения для этих вещей, Ти Джей. Я думаю, что для выполнения всех практических задач Амброзиуса нужно рассматривать как фундамент, на котором было возведено здание моей личности. Он мое бессознательное, вернее, какая-то его часть, и когда случается что-то такое, что заставляет мое бессознательное вырываться на поверхность, появляется Амброзиус и полностью берет на себя управление.

— Именно так, парень.

— Так и что с этим делать? Не уверен, что теперь, когда на меня повесили ярлык, мне стало легче. Это именно то, из-за чего я всегда бурчал на психоанализ. Но одно могу сказать точно, Ти Джей, и в этом я уверен на сто процентов — Амброзиус совершенно нормален, а вот Хью Пастон это патология.

— Хью, ты говоришь абсолютно правильные вещи, и если психоаналитики будут опираться на эту гипотезу в своей работе, они действительно смогут излечивать своих пациентов, и происходить это будет куда чаще, чем сейчас. Амброзиус — это настоящий ты, и он стал таким, какой он есть, благодаря пережитому в прошлой жизни.

— Но черт возьми, Ти Джей, мы не можем позволить Амброзиусу свободно разгуливать в приличном обществе. В отличие от тебя, я хорошо знаю Амброзиуса.

— Да, это проблема.

— Я могу справиться с Амброзиусом, — последовал ответ Моны из тени.

— Нет, ты не можешь, — ответили, быстро и единовременно, оба мужчины.

— Могу, — сказала Мона, — В отличие от вас, я не боюсь Пана.

— Я никогда даже не думал о том, чтобы позволить тебе справляться с Амброзиусом, Мона, — ответил Хью, — Он не человек, он чудовище.

— «Голодные люди — опасные люди»[59], — сказала Мона.

— И способные на каннибализм, — ответил Джелкс. — Скажи мне, Хью, — быстро продолжил он, надеясь сменить тему, — Что помогает тебе вывести Амброзиуса на поверхность?

— Опасность, гнев и Мона, — кратко перечислил Хью.

Пока бедный Джелкс думал, каким будет его следующий ход, Мона снова заговорила.