Козлоногий Бог

— Одно дело, когда в основе лежат ограничения, и совсем другое — диссоциация. Современная социальная жизнь это подобие трущоб, если тебе интересно мое мнение; всё поделено на тесные комнатушки, а в подвале обитают буйные арендаторы. Небесный санитарный инспектор должен спуститься и осудить это.

— Ты слишком распущенная девушка, как я уже говорил, — ответил Джелкс.

— Наоборот, — ответила Мона, — Я женщина чрезвычайно высоких нравов. Если бы я была такой, как ты говоришь, то я бы вышла за Хью и надула бы его, смывшись с выплатами на мое содержание.

Приближался канун Белтайна; близилось полнолуние и все ощущали, хоть никто и не проронил ни слова, что надвигался какой-то кризис. Наконец, Джелкс испустил вздох, исходивший из самых глубин его сердца, ибо он ценил свою тихую жизнь и предпочитал теорию оккультизма практике, уложил свою корзинку, закрыл магазин и сел в автобус Зеленой Линии.

Выйдя там, где дорога шла дальше в объезд, он три долгих мили плелся наверх по склону до Монашеской Фермы, держа корзинку под мышкой, и прибыл на место весьма утомленным, ибо день был душным, а он был уже далеко не молод. Однако теплый прием, который ему оказали, полностью компенсировал дневную жару.

— Как дела с обустройством? — спросил старик, когда они сели на скамью на углу стены, слушая отдаленный церковный звон и жужжание пчел.

— Отлично, — ответил Хью, — Ты даже не представляешь, насколько прекрасно современная прямоугольная мебель вписывается в представления Амброзиуса о том, какой должна быть обстановка в монастыре. Единственное, что не выглядит здесь уместным, так это кровати. Но я не намерен спать на нарах, дабы не представлять себя Амброзиусом. Я буду спать на нормальном матрасе, и пусть Амброзиус представляет себя мной.

— Только на твоем месте я бы не делал здесь слишком современной канализации, — сказал Джелкс.

Красное солнце скрылось за елями; пчелы закончили работу и отправились по своим домам, а церковный колокол перестал звонить. Мона пошла в дом, чтобы побудить к активности в кухне влюбленную парочку, активно начав ступать громче обычного, когда приближалась к задним комнатам.

Джелкс повернулся к Хью.

— Парень, вечером мы приступаем к работе.

— Каков план действий, Ти Джей?

— Пойти в часовню, открыть наше подсознание и посмотреть, что из этого выйдет.

— Отлично. Я пойду и наведу хоть какое-нибудь подобие порядка в часовне.

Они разошлись, Хью отправился в часовню, а Джелкс вернулся в дом. Там он встретился с Моной.

— Где Хью? — спросила она настойчиво. Джелкс приподнял бровь. В гостиной маленького дома, который еще не отдали Биллу и Лиззи, бывшими в ожидании своего бракосочетания, что, впрочем, было поступком сугубо добровольным, царила атмосфера сильной семейственности.

— Хью пошел подготовить часовню.

— Сегодня та самая ночь?

— Да.

— Что ты предлагаешь делать?

— Привести Хью в часовню, оживить Амброзиуса в его воображении и затем устроить сеанс психоанализа.

— А я? Я буду в этом участвовать?

— Да, конечно же будешь. Ты будешь сидеть напротив Хью и будешь отслеживать перенос, если он нам встретится. Что ты будешь делать с ним потом, это твоя забота. Я устал от твоих глупостей, равно как и Хью.

«Существовала ли женщина, которую добивались бы таким способом»? Это была странная смесь «Ричарда третьего» и «Сватовства Майлза Стендиша»[57], и Джелкс надеялся, что это даст свой эффект.

Мона не произнесла в ответ ни слова, но, резко развернувшись, пошла наверх.

Оказавшись в своей комнате, она зажгла все свечи, какие только у нее были, вытащила на середину комнаты потрепанный дорожный чемодан, достала из него коричневый бумажный сверток, разорвала его, достала из него зеленое креповое платье и осмотрела его. Оно было ужасно мятым, пролежав некоторое время на полках ее другого дядюшки, который не был Джелксом, и не распаковывалось с тех пор, как было выкуплено обратно, но распаковать его было необходимо. Она сняла свой выцветший коричневый джемпер и юбку, и надела облегающее, струящееся зеленое платье через голову. Оно ниспадало длинными прямыми складками и фиксировалось на талии свободным поясом с грубой блестящей пряжкой, которая была довольно дешевой, но весьма эффектной вещицей, как и множество других недорогих вещих в наши дни.

Снова нырнув в свой чемодан, она вытащила из него потускневшие золотистые коктейльные босоножки, полученные в качестве чаевых от клиента и несказанно раздражавших ее в те времена, хотя она и не посмела их выбросить из-за страха обидеть дарителя и потерять будущие заказы. Однако теперь они могли пригодиться. Мона сняла свои носки и осмотрела пальцы ног. Благодаря ее пристрастию к грубой обуви они были хоть куда.