Козлоногий Бог

Она надела коктейльные босоножки на голые ноги. Пригладила густые, коротко стриженные волосы расческой и повязала на голову широкую повязку из зеленого крепа от платья. Потом она снова нырнула в свой древний чемодан и вытащила оттуда сумочку, бывшую некогда довольно симпатичной и которая тоже была чаевыми от клиента, и, порывшись в ней, извлекла компактную пудру и губную помаду. Поскольку сумочка изначально была неоцененным подарком неизвестной особе, которая, вероятно, была блондинкой, то и набор косметики, который в ней обнаружился, тоже был для блондинок, и когда Мона щедро нанесла на себя пудру и накрасила помадой губы, результат оказался шокирующим. Но Мону это нисколько не волновало. Нечто, что всегда было в ней и о существовании чего прекрасно знал Джелкс, закусило удила и слепо помчалось вперед.

Она спустилась вниз, чтобы дать распоряжения относительно ужина, и была встречена круглыми, полными удивления глазами, сполна выразившими чувства Глупышки Лиззи.

— О боже, Мисс, вы так прелестны! — ахнула, совсем сбитая с толку, бедная Глупышка Лиззи, медленно выливая кипяток из чайника мимо чашки и едва не обжигая себе пальцы. Мона забрала у нее чайник, дала ей все инструкции и удалилась, дабы своим присутствием не нанести еще больше вреда.

Она открыла дверь гостиной и демонстративно вошла внутрь. Джелкс с изумлением посмотрел на нее и приподнял бровь. Хью сидел к ней спиной, но при виде изумленного выражения лица Джелкса он, естественно, обернулся, чтобы увидеть причину его удивления. Мона услышала, как изменилось его дыхание и заметила, как он оцепенел, и в следующий же момент среди них возник Амброзиус.

Перемена была настолько быстрой, что не успела никого шокировать; такой быстрой, что, в сущности, две личности соединились в одну и даже сам Хью сумел осознать, что именно произошло. Но вдруг в холле раздался звук гонга, зовущего всех к ужину.

На момент ястребиные глаза на лице Хью беспокойно забегали, но потом они вновь стали неподвижны и во взгляде его отразилось былое спокойствие. Он стоял, неотрывно глядя на Мону. Потом повернулся к Джелксу.

— Теперь я осознал то, чего никогда не осознавал раньше, — сказал он.

Они оба выдохнули, ибо это был Хью, хотя они и думали, что перед ними Амброзиус.

— Я понял, почему занимался опасными видами спорта. Потому что как только начиналось всё веселье, Амброзиус тут же принимал бразды правления. Все всегда удивлялись тому, как такой болван, как я, может справляться с этим. Но это не был я один, это были мы с Амброзиусом вместе.

— Тогда сейчас это кто, Хью? — спросил Джелкс, пристально глядя на него.

— Черт его знает. Я полагаю, что это ровно то же самое. Я чувствую себя также, как раньше на трассе. Плевать на ужин, я возьму свой костюм Амброзиуса и мы отправимся в часовню, и проведем работу, пока эффект не испарился.

Они прошли в часовню вдоль западного фасада при ярком лунном свете, делавшем бесполезными электрические фонари. Впереди шел Хью в своем монашеском одеянии и сандалиях, накинув на голову капюшон; следом шел Джелкс, выглядевший как огромная линяющая птица в своем Инвернесском плаще; замыкала процессию Мона, завернувшаяся в темный вельветовый плед из машины, который накинула поверх своего тонкого платья.

Оказавшись в часовне, они увидели, чем здесь занимался Хью. Сверху на алтаре из двойных кубов, представлявших Вселенную — «как наверху, так и внизу» — стояла фигурка играющего на флейте Пана. Гластонберийские стулья, расставленные в святилище, один из которых стоял лицом на восток, а два других — напротив друг друга, образовывали треугольник. По обе стороны алтаря стояли высокие канделябры, а в маленькой нише на стене рядом с ним стояло большое латунное кадило и всё необходимое для его розжига.

Хью выключил электрический светильник и зажег свечи, и их мягкое сияние полилось сквозь мрак, разгоняя колеблющиеся повсюду тени.

— Ты понимаешь в этом? — спросил он Джелкса, и Мона села, наблюдая за тем, как они, две странных фигуры в тусклом свете, боролись с сопротивляющимся углем в кадиле. Потом Джелкс встал и закружил его на длинных-предлинных лязгающих цепях вокруг своей головы, и клубы дыма с ливнями искр полетели во все стороны; его огромная тень, гротескная и демоническая, растянулась по всему своду крыши, а края его плаща хлопали, словно крылья летучей мыши. Хью, лица которого не было видно под капюшоном, стоял и молча смотрел на него. Мона вцепилась в подлокотники своего стула, сердце ее заколачивалось в груди и она едва не задыхалась от страха. Джелкс и Хью, оба бывшие, как ни крути, высокими мужчинами, в этом слабом свете выглядели просто громадными. Хью, казалось, и в самом деле был монахом-вероотступником, восставшим из могилы; Джелкс же казался существом из иного мира.