Козлоногий Бог

Стоя под западным окном, сквозь которое проникали последние лучи закатного солнца, он смог, наконец, разглядеть крышу, которую у него не получалось увидеть во время его прошлых визитов, когда западное окно еще было заколочено. Он увидел, что крыша была крутой и очень высокой для здания такого размера, и что она была поделена на пять отсеков опорными столбами. В каждом отсеке, насколько он мог различить в этих последних солнечных лучах, падавших с западного горизонта, находилась огромная крылатая фигура, чьи смутные очертания напоминали ангела.

Восточная сторона, вопреки церковным обычаям, представляла собой глухую стену без окон, и Хью мог различить смутные очертания рисунков на высоте, занимавших всю ее огромную площадь. Он медленно подошел ближе и как только расстояние сократилось, изображение на стене стало более четким и он смог различить, что это был рисунок раскидистого зеленого дерева, украшенного разноцветными фруктами. Десять из них, посчитал он, с выцветшими остатками краски основных изначальных цветов, были сгруппированы в ровные треугольники, три по три, и один странным образом располагался ниже почти у самого основания ствола.

В самом центре, как если бы он был горшком, из которого произрастает древо, располагался квадратный каменный пьедестал, похожий на усеченную колонну высотой до пояса. Хью терялся в догадках, для чего бы он мог быть предназначен, ибо он находился в точности в том месте, где должен был стоять алтарь, и на нем, вероятнее всего, должна была располагаться какая-либо статуя. На каменной кладке стены можно было легко различить отметки в тех местах, к которым прилегал алтарь, и он, похоже, полностью закрывал собой каменный постамент.

В трех шагах от нефа часовни находилось святилище, в котором облицовка уступала место мозаике. Он увидел, что на мозаике было изображено двенадцать знаков Зодиака с семью планетами вокруг них, а в центре располагались символы четырех стихий — земли, воздуха, огня и воды. Это была точная репродукция картины, которую он видел в одной из книг Джелкса.

— Сдается мне, что это не христианская церковь, — сказал Хью самому себе.

И вдруг до него дошло, чем был этот странный каменный пьедестал, скрываемый алтарем. О подобной конструкции он читал в другой книге Джелкса. Одно из обвинений, выдвигаемое Тамплиерам, заключалось в том, что они делали алтари из кубических камней, предназначавшиеся для бога-козла, Бафомета, и скрывали их под деревянными церковными алтарными столами, открывающимся наподобие дверей в шкафу, поэтому непосвященные не могли ни о чем догадываться.

Хью был поражен до глубины души. Эта часовня, снаружи казавшаяся христианской, была языческой внутри. Не удивительно, что они замуровали Амброзиуса!

Вскоре стало слишком темно для того, чтобы разглядеть что-либо еще в этом мрачном здании, и Хью уселся на строительную тележку, которая стояла близ него, задаваясь вопросом, для чего все это было нужно. И как только он сел, он испытал странное ощущение. Ему начало казаться, что часовня является точкой пересечения всех сил во Вселенной и все они сходились в ней воедино. Он сидел, пытаясь вслушиваться в звук течения этих потоков, и они, неуклонно продолжая свой бег, звучали для него, словно водопад. В часовне становилось все темнее и темнее, но ему казалось, что он мог бы просидеть здесь всю ночь, просто вслушиваясь. Затем мысль о том, что уже становится поздно и ему стоило бы вернуться обратно к ужину, который приготовила ему миссис Паско, ворвалась в его голову, и ощущение тотчас же бесследно исчезло, заставив его вернуться к нормальному восприятию этого заброшенного места. Он встал, на ощупь пробрался вокруг зданий, и, с облегчением включив фары, вернулся в Грин Мэн, где миссис Паско стояла над ним до тех пор, пока он не съел свой ужин, чтобы он не проквасил его точно также, как и чай.

Устроившись у огня после еды с чашкой чая и сигаретой, чему он был научен у Джелкса, Хью принялся разбираться в сложившейся ситуации. Несомненно, Монашеская Ферма играла в ней не просто первостепенную роль; она, фактически, полностью поработила его. Он хотел, чтобы силы древних Богов Греции одержали победу над средневековым монашеством. И потом, здесь был еще Амброзиус, который представлял для него всепоглощающий интерес и который, в конечном итоге, когда он получил его увеличенный портрет, оказался его собственным двойником. А еще здесь была Мона Уилтон, которая, как казалось на первый взгляд, не была особенно к нему расположена, но которая постепенно становилась для него — он в точности не мог сказать, кем. Другом, без сомнений, но было бы странно называть так отношения с женщиной, которая была моложе него.