Зная, что миссис Макинтош собиралась ехать на север и что ей предстояло долгое путешествие, ибо ему казалось, что она родилась в графстве Росс-Шир или где-то в его окрестностях, он решил, что будет достаточно безопасным появиться в книжном магазине в субботу где-нибудь в районе обеда и посмотреть, сможет ли он выпросить у старого книготорговца возможность остаться на весь уик-энд. Поэтому с помощью миссис Паско он уложил в чемодан кое-какие вещи, ибо ненавидел делать это самостоятельно, и отправился в Лондон; однако ему пришлось задержаться, когда он заметил бегущую через пустошь фигуру и кричащую: «Сэр, вы забыли своё масло для волос!». Что он умел делать великолепно, так это пробуждать материнские чувства в душах сочувствовавших ему женщин.
Прибыв в книжный магазин, он обнаружил, что Джелкс, весьма либерально относившийся к установленным часам работы магазина, уже закрыл его для покупателей, и стучался без всякого результата, поскольку Джелкс, заключивший, что это был кто-то, кому срочно потребовалось какое-нибудь воскресное чтиво, будучи человеком несговорчивым, решил не исполнять его желаний. Хью всерьез подумывал о том, чтобы разбить стекло и пробраться внутрь, когда услышал, как над его головой открылось окно и, подняв голову, увидел выглядывающую из него миссис Макинтош. Она улыбнулась своей ничего не выражающей улыбкой, как если бы была представителем закона, наблюдавшим, как Хью во что бы то ни стало пытается пробраться в дверь, пока она наблюдает за ним с более выгодной позиции. Она исчезла и в тот же момент он услышал ее шаги на лестнице.
Но спускалась она не по куриной жердочке Джелкса, а по ступеням маленького двухэтажного дома, которые вели вниз в обход магазина, и когда Хью обернулся, он с удивлением обнаружил позади себя дверь, открывшуюся вместо той, у которой он стоял.
— Могу я поговорить с вами, мистер Пастон? — спросила миссис Макинтош.
Хью молча согласился, гадая, о чем бы, в самом деле, им было еще разговаривать. Миссис Макинтош первой поднялась по лестнице, по которой только что спустилась, и остановилась в замешательстве. Она не могла пригласить его поговорить в свою спальню, ибо это было бы неприлично, хотя сложно было себе представить ситуацию, в которой он мог бы нанести вред репутации миссис Макинтош или ей самой. Поэтому они с торжественным видом стояли на пыльной площадке, пока она готовилась сказать то, что хотела — выпрямившаяся миссис Макинтош и прислонившийся, по своей обыденной привычке, к ближайшему предмету мебели Хью.
— Я хотела бы извиниться перед вами, мистер Пастон, — сказала она.
— Господи, но вам же совершенно не за что извиняться.
— Я хотела бы извиниться за свои слова о вашем новом доме. И я надеюсь, я очень сильно надеюсь, что я не причинила вам неудобств, если вы рассчитывали на меня в том, чтобы присматривать за ним, но я не могу — я правда не могу туда поехать, мистер Пастон. Вы знаете, у членов нашей семьи есть дар ясновидения, и я уверена, что могу видеть кое-какие вещи.
— Вы что-то видели там?
Миссис Макинтош вздрогнула. Она не хотела врать, но и говорить правду ей совсем не хотелось. Такие люди всегда находятся в очень невыгодном положении.
— Не то, чтобы я видела что-то в доме, — ответила она нерешительно.
— Вы видели что-то снаружи дома?
— Нет, и не здесь тоже.
— Ну тогда что вы видели?
Из-за своего чрезмерного желания получить ответ, Хью совершенно не обращал внимания на испытываемый ей дискомфорт.
Она поколебалась, но потом решилась перейти к делу.
— Я увидела ваше лицо, мистер Пастон.
— Мое лицо? Вы о чем?
— Ваше лицо полностью изменилось, когда вы вошли в старую часть дома, — она внимательно посмотрела на него. — Вы знали об этом?
Теперь, наоборот, уже Хью должен был либо солгать, либо выдать ей ту информацию, которую он совершенно не собирался ей выдавать. Ибо, как только он переступил порог того дома, он тут же подумал об Амброзиусе, и на краткий миг он испытал то же самое странное ощущение, которое уже испытывал прежде, думая о монахе-вероотступнике.
— Я думаю, что именно об этом и говорила мисс Уилтон, лежа в горячке в одну из ночей, — продолжила миссис Макинтош. — Тогда я не могла понять, почему она так сильно испугалась, но когда я это увидела, мне сразу же стало все ясно. Это очень страшно, мистер Пастон, и я не думаю, что вы сами понимаете, как вы выглядите в тот момент, когда ваше лицо меняется.
— Но послушайте, миссис Макинтош, вы прожили с нами два года и, насколько я помню, я никогда не делал ничего ужасного, так почему же тогда теперь вы вдруг начали меня бояться?
— Я вас не боюсь, мистер Пастон, — с негодованием воскликнула миссис Макинтош в ответ на подобную клевету, — Но когда вы прямо на глазах превращаетесь совсем в другого человека — я думаю, вы понимаете, что это может напугать любого.
— Я превращаюсь в кого-то очень страшного?