Звук, раздавшийся позади него, заставил его обернуться, и он увидел женщину, которую он уже прогнал ранее, и вместе с ней еще двух, одна из которых была старше и, казалось, была ее матерью. Они заговорили с ним, но их диалект был ему неведом, за исключением нескольких отдельных слов. Однако к нему вернулся разум, а вместе с ним и чувство собственного достоинства. Он отвернулся от суккубы, хотя и не перестал крепко ее держать, и с серьезным видом поприветствовал их, как и подобало церковному деятелю его уровня. Он увидел, что они пришли в замешательство. Тогда старик взял ситуацию в свои руки и стал оживленно беседовать с ними на их диалекте, и из этого разговора даже Хью удалось понять то, что сюда должен был быть незамедлительно вызван какой-то ученый муж. Они ушли, очевидно будучи раздосадованными и разозленными, а старик схватил его за плечи и сказал:
— Хью, чертов ты придурок, прекрати этот маразм или я врежу тебе по башке!
Внезапно у него закружилась голова. Он почувствовал, что его повело, и если бы кто-то не подхватил его сзади, то он бы свалился. Затем он пришел в себя и увидел Джелкса и миссис Макинтош, которые стояли перед ним с испуганными лицами.
— Привет? — сказал он, чувствуя себя невероятно глупо. — У меня опять приключился один из моих припадков? Я полагаю, это то, о чем вы рассказывали? — спросил он, повернувшись к миссис Макинтош.
— Да, мистер Пастон, это оно, — последовал ответ. — И если бы вы отпустили мисс Уилтон, я думаю, она была бы счастлива.
Хью испуганно обернулся и обнаружил позади себя Мону.
— Что все это значит? — простонал он.
— Вот и мы хотели бы это знать, — ответил Джелкс мрачно. — И это то, что захочет знать кое-кто еще в самом ближайшем будущем, если я не ошибаюсь.
Он пошел вниз, в магазин, и все последовали за ним. Хью чувствовал, что никогда прежде он не был так рад видеть что-либо еще в своей жизни, как теплую и уютную маленькую заднюю гостиную. Ему казалось, что он как будто бы только что пробудился от долгого и красочного кошмара о холодных, каменных стенах, одиночестве и фрустрации.
— Как ты себя чувствуешь, Хью? — спросил старый книготорговец, внезапно повернувшись к нему.
— Нормально. Немного взволнован. Что произошло?
— Бог его знает, что произошло. Своего рода помутнение рассудка. Но они пошли искать доктора и если ты не начнешь контролировать каждый свой шаг, они признают тебя сумасшедшим. Ради всего святого, Хью, держи себя в руках, когда придет доктор.
— Если это доктор Джонсон, я бы не впускала его сюда на вашем месте, мистер Джелкс. Он совершенно беспринципный тип, — сказала миссис Макинтош.
— Хорошо, — ответил Джелкс, — Я дам ему пинка под зад.
— Не знаю, — сказал Хью. — Мне бы не помешало немного подлечиться. Чувствую я себя скверно.
— Он ничем не сможет тебе помочь, парень. Я могу сделать для тебя куда больше, чем кто-либо еще.
— Ты поможешь ему? — внезапно спросила Мона.
— Да, мне придется это сделать. Они признают его психом, если я не помогу ему.
— Так это новая игра, да? — спросил Хью. — Очередная разыгрываемая партия. Чего только они ни пытались предпринять раньше, но до этого пока не доходило. Джелкс, ответь мне прямо, по-дружески, какова вероятность того, что у них все получится?
— Честно говоря, парень, огромная вероятность, если они займутся этим всерьез. Не то чтобы тебя нужно было признать психом или чем-то типа того, но ты совершенно не думаешь о последствиях своих действий, и это то, что всегда было твоей проблемой.
— Что я сделал, Ти Джей?
— Погрузился в сон наяву, мальчик.
— Думая об Амброзиусе?
— Именно так.
— Но ради всего святого, Ти Джей, я
— Не делай этого слишком часто, ибо если ветер изменится, ты можешь таким и остаться, как говорила мне моя мать, когда я корчил рожи.
Они дружно рассмеялись, правда, несколько сдавленно, ибо все они всё еще пребывали в состоянии шока.
Громкий стук в дверь заставил их вздрогнуть. Джелкс с решительным видом накинул на плечи халат и пошел к двери со взглядом убийцы. Он тут же вернулся, удрученный.
— Это носильщик для ваших коробок, — сказал он миссис Макинтош и они пошли наверх, оставив Хью наедине с Моной.
Он сидел на диване, глядя на нее.
— Послушайте, Мона, — начал он. — Скажите мне, пожалуйста, правду, как своему другу, ибо я окажусь в полной заднице, если не смогу взять ситуацию в свои руки. Я знаю об этих играх с признанием невменяемым. Я уже все это видел. Скажите мне честно, то, что случилось сейчас, произошло и тогда в музее?
— Да.
— И поэтому вы перепугались до того, что даже заболели, да?
— Да, боюсь, что так.
— Послушайте, я ужасно сожалею. Я надеюсь, что не расстроил вас снова. Мне ужасно жаль, Мона.
— Нет, в этот раз я в порядке, потому что я уже знаю, что это было, или, по крайней мере, думаю, что знаю. Всё кажется нормальным, когда понимаешь, что происходит, не правда ли?
— Я надеюсь на это. Я бы очень хотел понять, что происходит. Расскажите мне, Мона, расскажите мне всё, что вам известно.