Козлопеснь

Мы добрались до реки Как-там-ее и обнаружили, что здесь случилась битва. Сиракузцы перегородили в этом месте дорогу стеной, и люди Никия, очевидно, прорвались сквозь нее, поскольку она была повалена, а пространство вокруг усыпано мертвыми телами. Отличить убитых афинян от убитых сиракузцев не было никакой возможности, но мы, естественно, решили, что все они сиракузцы. Мы радостно закричали и замахали копьями, как будто сами одержали победа, и внезапно почувствовали, что можем и выбраться. Никий оставил несколько человек в арьергарде, и они рассказали, что его отряд наступает в направлении реки Эриней, которая протекала чуть дальше; ему удалось связаться с дружественными местными, которые заверили его, что лучше всего двинуться этим путем, поскольку так проще добраться до гор. Мысль о том, что на свете существуют дружественные местные, невероятно вдохновляла, и мы направились к Эринею.

Теперь мы двигались медленнее, поскольку причин для спешки больше не было; тут мы ощутили, насколько голодны. Вскоре мы поравнялись с обширным поместьем с пятью большими амбарами, совершенно пустым, если не считать сумасшедшей старухи, брошенной, очевидно, на верную смерть. Поскольку время обеда как раз наступило, все расселись, чтобы поесть. Помню жужжание разговоров, первое за много дней — словно пчелы загудели на залитых солнцем полях после многих дней дождя. Кто-то нашел закопанные хозяином амфоры с вином, и мы все на него налегли. Мы словно оказались на пикнике, которые горожане любят устраивать на холмах вокруг Фил.

И тут-то они и возникли на дороге за нами — сиракузские всадники. Никогда не забуду, как в одно мгновение стало тихо, когда двадцать тысяч человек замолчали одновременно. Наступила такая тишина, что стал слышен крик удода вдалеке и шум ветра в кронах деревьев. Не знаю почему, но я понял, что здесь-то все и закончится. Я допил вино, встал и отряхнулся.

Думаю, Демосфен был поражен не меньше, чем все остальные, но быстро взял себя в руке и попытался построить нас в боевой порядок, собираясь дать битву здесь и покончить с этим. Но несмотря на то, что он ходил среди нас, выкрикивая приказы своим уверенным, слегка надсаженным голосом, никто даже не пошевелился — никто не видел в этом смысла. В конце концов мы задвигались и кое-как выстроились, скорее уж из уважения к Демосфену, чем для битвы; к этому времени сиракузцы, если можно так выразиться, уже вывели на сцену свой хор. Казалось, их стало еще больше: бесконечная серо-бурая линия вооруженных мужчин.

Демосфен приметил большой, огражденный стеной сад за усадьбой, и решил, что ограда послужит защитой от вражеских стрел. Не знаю, как он планировал из него выбираться, но не исключено, что он не думал так далеко вперед. Он повел нас туда, и сиракузцы не стали мешать; они двигались параллельно и смотрели на нас, как собака на мышь. Они дождались, когда все мы укрылись в саду. Затем они атаковали.

Не знаю, доводилось ли вам попадать под проливной дождь, под ливень, когда вода обрушивается с небес с такой силой, что причиняет боль, а когда вы пытаетесь укрыться от него под деревом или скалой, то все равно наполовину промокаете насквозь. Ну так вот, стена служила настолько же надежным укрытием, как то дерево, пока сиракузцы осыпали нас стрелами и камнями, час за часом. После первых нескольких залпом дождь стрел нельзя было бы назвать проливным — он скорее моросил, поскольку они решили не тратить стрел впустую и били прицельно. К несчастью, Демосфен ошибся в оценке и размеров сада, и высоты его стен. В результате этого просчета (его мог бы сделать любой), мы сгрудились так тесно, что едва могли двинуться, а стены были чуть-чуть низковаты, чтобы обеспечить надежную защиту. В итоге сиракузцы получили прекрасную мишень для стрельбы; очень много стрел, впрочем, пропало зря, поражая уже мертвых. Мы, разумеется, подняли щиты, но вскоре они сделались как решето и стали бесполезны, а кроме того, мы так устали и отчаялись, что не могли долго выносить их вес.

Мне удалось не оторваться от Калликрата и его друзей, и мы сгрудились вместе под самой стеной. Будучи маленького роста, я оказался защищен гораздо лучше, чем большинство, рослый же Калликрат представлял собой куда более удобную цель. Когда на моих глазах стрела отскочила от его шлема, у меня сердце ушло в пятки, но он громко выругался, и я понял, что с ним все в порядке.

С течением времени мы начали испытывать муки неподвижности из-за тесноты; и даже не будь мы так скучены, я думаю, никто не рискнул бы сдвинуться с занимаемого им места. Примерно через три часа я ткнул Калликрата локтем.

— Калликрат, — сказал я. — Хочу тебя спросить кое о чем.

— Ну?

— Помнишь, как ты нашел меня тогда, после чумы?

— Да.

— Что ты тогда подумал?

Он дернул головой и уставился на меня.