Козни качка

— Не смей, черт возьми, говорить «мило» и не привыкай к этому. Я не держу здесь приют для бродячих кошек.

Ее глаза расширяются.

— Бродячих кошек?

Дерьмо. Черт бы побрал Китса и его дерьмовые аналогии.

— Э-э… неважно.

Я беру воду для себя и для неё, откручиваю крышки с двух бутылок и протягиваю одну Скарлетт. Она хватает её лапой в рукавице, жадно высасывая первые капли.

— Ммм, как вкусно. — Под тусклым светом крыльца она улыбается мне, прикусив нижнюю губу. — Я не знал, что мне это нужно.

Я делаю длинный глоток, чтобы занять себя, и выпиваю половину бутылки. Вытираю рот, прислоняясь к стене дома, позволяя тишине заполнить пространство.

— Итак. — Я причмокиваю губами.

— Итак. — Она тоже чмокает.

— Ты думаешь, это скучно? — размышляю я после нескольких долгих секунд молчания. — Мы здесь всего двадцать минут.

— Мы могли бы сыграть в игру, если хочешь. — Скарлетт изучает меня, подражает моей позе, занимая позицию напротив балюстрады крыльца. Скрещивает ноги в лодыжках, попка балансирует на перилах. — Хочешь сыграть в «Я никогда в жизни не…»?

— Разве это игра не с выпивкой?

— Думаю да.

— Но мы же не пьем.

— Ты хочешь играть в эту игру или сидеть здесь и скучать до потери сознания?

— Хорошо, но ты начинай.

— Ты должен выпить, если ты сделал это, даже если мы не пьем алкоголь.

— Спасибо, мудрая задница, — я никогда не умел играть. Могу я просто указать на один фатальный недостаток во всем этом? Очень скоро тебе придется отлить, и это должно быть во дворе.

Она покусывает нижнюю губу, щурясь на разросшиеся кусты.

— Черт, хорошая мысль. Я думаю, если мне нужно будет пописать, я справлюсь с этим. — Она вытягивает шею, глядя в темноту. — Не то чтобы мне никогда раньше не приходилось мочиться на улице.

— Дело твое.

— Я видела, как парни писали с этого самого крыльца, так что ничего страшного.

Она начинает вечеринку.

— Я никогда не писала на улице.

Мы оба пьем из наших бутылок.

Она прочищает горло.

— Я никогда не купался нагишом.

Никто из нас не пьет.

— Неужели? — Скарлетт явно поражена этим открытием. — Ты никогда не заходил в воду голым? Почему это меня удивляет?

Ответ кажется очевидным, но я все равно просвещаю ее.

— Я не любитель публичного обнажения.

Ее смех наполняет двор, голова запрокинута назад, рот растянут в улыбке.

— Вполне справедливо.

Я долго и пристально смотрю на ее ямочку, прежде чем выдохнуть в ночное небо облачко воздуха.

— Я никогда не целовалась с незнакомцем.

Я делаю глоток. Скарлетт — нет.

— Ты никогда не целовалась с незнакомцем? Даже пьяной в баре не целовалась? Я думал, что все так делают.

— Ответ отрицательный. — Она задумывается на несколько секунд. — Я никогда не мочилась в постель.

Я громко стону.

Я делаю глоток из бутылки с водой, и мой желудок урчит.

Скарлетт смеется, и этот звук эхом отдается в холодном ночном воздухе.

— Только не говори мне, что ты был мокрым в постели.

— Нет! Господи, говори тише! — Я оглядываюсь, чтобы убедиться, что несколько отставших не слушают. — Я имею в виду, что в детстве со мной случалось несколько несчастных случаев.

— Только в детстве?

— Ладно. — Мои губы поджимаются. — Может, я и напился, а может, и нет, раз или два за последние годы, но это не одно и то же.

Она снова смеется, ударяясь головой об опорную балку, поддерживающую крыльцо, и вздрагивает.

— Ой! — она хихикает, потирая место через шапку несколькими пальцами.

— Ты в порядке? — Я останавливаю себя, чтобы не протянуть руку и не коснуться ее ноги.

— Да, я в порядке. — Ее губы все еще улыбаются. — Твой ход.

— Хм, — хмыкаю я. — Я никогда не… — Я стучу по половице. — Я никогда не ходил без трусов.

Удивительно, но мы оба пьем.

Ха!

— Теперь ты говоришь мне, что ходишь без нижнего белья?

Ее плечи поднимаются и опускаются под курткой.

— Конечно, все время.

Это забавный лакомый кусочек информации, за который я цепляюсь, сохраняя его в своем банке фантазий «Милое дерьмо, которое делает Скарлетт».

— Я никогда не видел, чтобы мои родители занимались сексом.

Мы оба смеемся, пьем, и Скарлетт съеживается от одной мысли, размышляя:

— Я даже не хочу это визуализировать. Мне было двенадцать, и у меня были друзья, и все слышали, как они это делали. Можешь представить себе этот ужас? Это было так громко и так ужасно, слышать хрюканье моего отца — как будто они не могли подождать? — Она физически содрогается. — Моя подруга Николь до сих пор вспоминает об этом.

— Однажды в воскресенье утром я зашел в комнату. Я никогда, бл*дь, этого не забуду. Я думаю, что мне было лет четырнадцать, и я хотел блинов — теперь мои родители называют секс приготовлением завтрака. — Я тоже драматически вздрагиваю от воспоминания того, как мой отец вколачивается в мою мать по-собачьи. — Мы можем сменить тему, пожалуйста?

— Ладно, ладно — я никогда не ездила верхом на механическом быке.

Я останавливаюсь, бутылка застыла у моего рта.

— Это так неожиданно.

— Но делал ли ты это?

— А ты? — Мои брови поднимаются, когда Скарлетт делает глоток из своей чашки, шевеля бровями. — Неужели? Когда? — Мой тон говорит ей, чтобы она доказала это.