Краденая победа

ножен шпагу и, кровеня ладони, переломил ее о колено, швырнув окровавленные

обломки в траву. Война окончилась, не начавшись, все получилось куда обиднее,

чем если б они просто потерпели поражение. Отныне тем, кто дрался во дворце с

Фанцетти и Бахадуром, оставалось надеяться лишь на себя. И Рокетт, и Сюлли, и

сам Меттуро им не завидовали.

Глава 7.

- Повелитель, к вам гонец от Валладжаха, - это опять неугомонный Шакри. Как ни

странно, уцелел в бойне на лестнице. Неужели девять вояк нанесли роте такие

потери? Плевать, сколько бы черномазых язычников ни погибло, все польза для

истинной веры. А почему Бахадура называют повелителем? Он же еще не раджа, ближе

к могиле, чем к короне! Впрочем, и понятно: те, кто поддержали узурпатора,

сожгли все мосты. Теперь заговорщики в одной лодке. Для таких, как Шакри,

Бахадур отныне и правда повелитель... - Предлагает переговоры и перемирие.

- Соглашайтесь, - вздыхает Фанцетти и вытирает пот. Сработало: отчаянная

авантюра со штурмом женской половины дала плоды. Валладжах не струсил бы и в бою

один на один, но захват жены и ребенка (он ведь не знает, что кормилицу нашли

без сознания и с шелковым шнуром в руках, а младенец исчез) подкосил законного

правителя. Интересно, куда смотрит Раммохан Лал, тому-то не застилает глаза

страх за родных?

- Повелитель, - а это уже другой голос, гонец от взвода, прикрывавшего

лестничную площадку, где погиб Пратап. - Раммохан Лал убит!

- Как убит?! - вот это уж новость - всем новостям новость! Уже не просто

надежда - уверенность в победе разгоралась все сильнее.

- Один из наших мушкетеров увидел по... Валладжаха с адмиралом и выстрелил.

Адмирал успел закрыть Валладжаха собой, но пуля попала в грудь, наверняка

насмерть.

- Это верно?

- Сам видел, лейтенант сразу послал.

- Что ж, - едва сдерживая усмешку, изрек Бахадур. - Пусть ра... мой племянник

придет на ту же лестничную площадку, один. Мы, - Бахадур первый раз в жизни

смаковал это монаршье "мы", - примем племянника и выразим ему соболезнования по

поводу гибели такого достойного человека. Пожалуй, мы погорячились, ибо могли бы

выиграть бой куда меньшей кровью. Ведь верно, Фанцетти?

- Верно, раджа Бахадур, - не моргнув глазом, отозвался магистр. "Пистоль

заряжен, но на всякий случай возьмем-ка и кинжал".

Комнатка была совсем крошечной - может быть, тут было помещение для прислуги,

какая-нибудь кладовка или гостиная. Кто скажет наверняка после нескольких часов

кровавого безумия, когда одни дрались за раджу, другие - за его дядю, третьи

старались отсидеться по темным углам, выждать, кто победит, а четвертые тащили

все, что оставалось без присмотра? Тут нашлись простенькие топчаны, что и

определило судьбу комнатки. На попечение лекарю передавали раненых, кого еще

можно было выходить. Когда мушкетная пуля пронзила грудь адмирала и швырнула

старого воина к ногам правителя, именно сюда отнесли его соратники. Полчаса

спустя над адмиралом хмурился, поджимая губы и едва скрывая страх - лекарь. Увы,

не армейский, знакомый с ранами не понаслышке, а дворцовый, если что и лечивший,

так только насморк или кашель. Но хорошо, что в кутерьме нашли и такого.

Еще недавно в комнатке было свежо, сквозь небольшое окошко виднелось

ярко-синее небо и дул освежающий ветерок. Теперь здесь пахнет, как подобает

полевому лазарету - кровью, бинтами и болеутоляющими снадобьями.

Дверь отворилась, в импровизированный лазарет вошли несколько воинов, в одном

из них почтительно склонившийся лекарь узнал своего владыку.

- Встань, нет времени, - произнес Валладжах. - Где адмирал?

- Здесь, повелитель...

Раджа склонился над человеком, который служил отцу, деду, а ему стал не

столько слугой, сколько лучшим другом, советчиком и воспитателем. Лишь с ним

Валладжах мог не изображать из себя всезнающего, не ведающего колебаний

правителя, мог быть таким, как есть. Да еще в постели с рани Кайкеей...

- Адмирал, - негромко произнес молодой правитель. - Вы меня слышите?

Раммохан Лал умирал - это понимал не только лекарь, но и повелитель, и все

окружающие. Лицо приобрело землисто-зеленый оттенок, смертная бледность

пробилась даже сквозь природную смуглость, помноженную на загар. Ведь под

открытым небом, а то и просто на палубе корабля, адмирал провел куда больше

времени, чем во дворцах и крепостях. С каждым выдохом на губах пузырилась кровь,

она стекала и окрашивала багряным седую бороду. Несгибаемая воля пока была

сильнее смерти - адмирал не раз и не два, на море и на суше, находил выход из

безвыходных ситуаций, вот и теперь верил, что сможет выстоять в схватке со

смертью. Он нужен повелителю, Валладжах еще молод и неопытен, он неглуп, но

может совершить промах, а сейчас любой промах смертелен для страны.

Но даже стальная воля адмирала была бессильна остановить кровь и уходящую

вместе с ней жизнь. Пробитую пулей грудь перевязали - кровь тут же пропитала

повязку, а каждый вдох стал пыткой. Наверное, даже попади он живым в руки

мятежников, ему бы не довелось пережить таких мук. Но из груди адмирала без

флота не вырвалось ни стона.

Быть может, что-нибудь смогли бы сделать лучшие лекари, но где их теперь

найдешь?