Кракен

Мужчины и женщины смотрели. Он видел, как они уже применяют экзегетику к его возгласу.

Любой момент под названием «сейчас» полон возможностей. Во времена переизбытка всяких «может быть» лондонским экстрасенсам порой приходилось отлеживаться в темноте. Некоторые были склонны к тошноте, пресытившись апокалипсисами. Армагеддонное обострение – так они говорили, и во времена парадов планет, календарной черной полосы или рождений уродов этих больных изводило и рвало, сражало побочными эффектами откровений, в которые сами они не верили.

Сейчас же ситуация была палкой о двух концах. С одной стороны, подобные припадки становились реже. После стольких лет мученичества во имя каких-то чужих мучеников армагеддонное обострение еще никогда не переносилось так легко. С другой стороны, это потому, что схлопывалась та самая разветвленность, опьянение незамкнутой вселенной, игравшее шутки с их средним ухом. И заменялась на что-то еще. Вместо всех «может быть» тускло и с нарастающей скоростью приближалось что-то простое и совершенно окончательное.

Экстрасенсы гадали, что это за слабость пришла на место предыдущей слабости? Что это за новый дискомфорт, новый холодный недуг? Ах да, начали понимать они. Вот что. Страх.

Животные тоже боялись. Крысы ушли под землю. Чайки вернулись в море. Лондонские лисы перепуганно спаривались в гормональном приливе и из-за адреналина становились легкой добычей тайных городских охотников. Для большинства лондонцев все это пока что проявлялось только в виде эпидемии помета – гуано ужаса, – потому что голуби срались со страха. Загадили все магазины. В Челси Андерс Хупер смотрел на витрину «Японутого!» и с отвращением качал головой. С тихим «динь» открылась дверь. Вошли Госс и Сабби.

– Бертран! – сказал Госс и дружелюбно помахал рукой. Сабби таращился. – Ты меня так взбудоражил, что у меня к тебе есть еще вопрос!

Андерс попятился. Нашарил мобильный. «Звоните нам, если еще что-нибудь от них услышите, ладно?» – сказал Бэрон и дал визитку, местоположение которой Андерс теперь пытался вспомнить. Он стукнулся об стену. Госс оперся на стойку.

– Ну так вот, – сказал Госс. – Вот есть мы: Сабби, я и… ой, ну ты понял, мы все. Ну ты понял. Уж ты-то понял, ты ж у нас математик, а? И вот вопрос ребром: что за дела? – Он улыбнулся. Выдохнул сигаретный дым, который не вдыхал.

– Я не понимаю, – сказал Андерс. Ткнул в кармане кнопку 9.

– Конечно, куда там, – сказал Госс. Сабби прошел под крышкой стойки и встал рядом с Андерсом. Коснулся его руки. Дернул за рукав. Андерс не смог набрать. Попробовал еще раз.

– Я сам бы лучше не сказал, – продолжил Госс. – Я бы сам лучше не сказал. В нашем жокейском клубе какой-то раскардаш, вот и пришлось пойти вправить мозги этому бестолковому седельнику в Патни. Но ты представь мое удивление, когда я услыхал свое имя. А? Ну, все к лучшему. – Он постучал по крылу носа и подмигнул. – Эти фараоны, а? Мои имя! Мое имя, можешь ты в такое адам-и-евить?[27]

Андерс почувствовал, будто его живот наполняет ледяная вода.

– Подождите.

– Это ты, что ли, мое имя-то по свету полощешь? Что, в тютельку я попал? И пошли теперь напропалую все кому не лень обо мне спрашивать! – Госс рассмеялся. – Что-то это, прямо скажем, очень даже пони[28]. Мое имя – нет, ну ты понимаешь, мое имя! Ты назвал мое имя.

– Не называл. Я даже не знаю ваше имя…

Андерс опустил большой палец, но тут – порыв ветра, быстрый и обрубленный хлопок. Андерс не видел движения. Только знал, что Госс был на своей стороне стойки. Андерс нажал кнопку на телефоне, потом бум – дверца стойки еще медленно парила в воздухе со шлейфом опилок, а Госс уже был на другой стороне, в упор, схватив за запястье и сжимая так, что Андерс выпустил телефон и ойкнул.

Дверца грохнула об пол. Госс изобразил свободной рукой жест «болтай-болтай».

– Язык что помело, – сказал он. – Вы на пару с Сабби – с вами и слова не вставишь!

Андерс чувствовал запах волос Госса. Видел подкожные вены на лице. Госс притянул его к себе. Дыхание не пахло вообще ничем. Как воздух, стронутый бумажным веером. Но еще один выдох – и пошел дым. Андерс захныкал.

– Я почитал книжки-то, – сказал Госс. Показал головой на полки оригами. – Читал вслух Сабби. Он был в восторге. В вос. Сука. Торге. И даже не надо ля-ля про эту вашу «Очень голодную гусеницу» – тут только и было слышно что: «Ой, а теперь расскажи, как делать карпа! А как лошадку?» Теперь я наловчился. Дай покажу.

– Я никому не говорил, – сказал Андерс. – Я не знаю, кто вы…

– Ну, что делаем. Яблоньку? – спросил Госс. – Или черепашку? Сложить, сложить и сложить. – Он начал складывать. Андерс начал кричать. – Э, да мне до тебя еще далеко! – рассмеялся Госс.

Он складывал под влажные звуки плоти и хруст. Наконец Андерс перестал кричать, но Госс продолжал складывать.

– Ну не знаю, Сабби, – сказал он наконец. Вытер руки о куртку Андерса. Прищурился на дело своих рук. – Учиться мне еще и учиться, Сабби. Разве ж это лотос?

21