Кракен

Дейн вел Билли тенями. Билли чувствовал, что их – его – так просто не увидеть. В переулке, упершись в кирпичный угол и поразительно высоко подскочив, Дейн проник в обветшавший комплекс, как какой-то раздобревший Человек-паук. Он открыл для Билли дверь. Провел ободранными проходами за магазином, через туалеты и кабинеты, туда, где слонялся молодой человек в худи с Шакирой. Тот зашарил в кармане, но Дейн выхватил гарпун и навел ему прямо в лоб.

– Маркус, правильно? – спросил Дейн.

– Я тебя знаю? – Голос молодого человека остался на удивление неколебимым.

– Нам нужно войти, Маркус. Поговорить с твоими.

– Назначено?

– Постучи в дверь, будь добр. – Но из-за шума дверь открылась с опережением. Билли услышал ругань.

– Фитч! – сказал Дейн, повысив голос. – Лондонманты. Проблемы никому не нужны. Я опускаю оружие. – Он помахал гарпуном, чтобы охранники увидели. – Я опускаю.

– Дейн Парнелл, – произнес чей-то древний голос. – И с тобой, выходит, Билли Хэрроу. Зачем ты здесь, Дейн Парнелл? Чего ты хочешь?

– А чего все хотят от лондонмантов, Фитч? Мы хотим проконсультироваться. Заранее договориться мы как-то не могли, сам ведь понимаешь?

Долгое колебание, затем смех.

– Нет, пожалуй, вы не могли просто позвонить. Впусти их, Маркус.

Внутри была офисная комната отдыха. Мир кожаных диванов, аппаратов с напитками. Самодельные шкафы с руководствами и книгами в бумажных обложках. Дешевый ковер, рабочие компьютеры, папки-регистраторы. Окно под потолком давало свет и вид на ноги и колеса на тротуаре снаружи. Внутри было несколько человек. Большинство – лет пятидесяти и старше, некоторые – намного моложе. Мужчины и женщины в пиджаках и галстуках, спецовках, мятой спортивной одежде.

– Дейн, – сказал один из них. Он был так стар, а кожа – таким сумбуром из морщин и густого пигмента, что национальность не поддавалась определению. Он казался темно-серым. Цвета цемента. Билли вспомнил его безумный голос с записи тевтекса.

– Фитч, – с уважением сказал Дейн. – Сайра, – женщине рядом с ним – хорошо одетой азиатке сурового вида, под тридцать, скрестившей руки. Лондонманты не шелохнулись. – Простите за то, как мы пришли. Я… Мы не знаем, кто за нами следит.

– Мы слышали… – сказал Фитч. Его глаза были чересчур открыты и все время бегали. Он облизал губы. – Мы слышали о тебе и о твоей церкви, и мы от души сочувствуем, Дейн. Жаль, ужасно жаль.

– Спасибо, – сказал Дейн.

– Ты был другом Лондона. Если мы чем-нибудь…

– Спасибо.

Друг Лондона. Опять какая-то предыстория, подумал Билли.

– Нет, не благодари, – сказал Фитч. – Не спеши. А твой друг?..

– Мы должны торопиться, Фитч. Нам нельзя высовываться.

– Я ведь знаю, что ты делаешь, – сказал Фитч с примесью юмора в голосе. – Сковываешь нас обетами.

– Конфиденциальностью, – сказала Сайра.

– Я хочу, чтобы вы о нас молчали, да, но мне нужно и ясновидение… И я могу положиться на ваше…

– Ты знаешь, что мы тебе скажем, – ответила Сайра. Ее речь была пугающе аристократичной. – Разве в недавнее время мы сдерживались в предостережениях? Почему, по-твоему, наши ряды поредели? Некоторым уже плохо от перегрузки будущим.

– Мы хоть когда-нибудь занимали стороны, Дейн? – спросил Фитч.

Лондонманты были здесь со времен Гогмагога и Коринея[37], со времен Митры[38] и прочих. Как и их ложи-побратимы в других психополисах – парижтурги (Дейн аккуратно произнес для Билли название на французский манер – «паритурж»), варшавтархи, берлинимаги, – они всегда придерживались видимой нейтральности. Только так они могли выжить.

Не смотрители города; сами себя они звали его клетками. Они вербовали молодежь и пестовали в них магию, навыки, предвидение и диагностический транс, который звали урбопатией. Они – как они настаивали – лишь проводники потоков, собираемых улицами. Они не поклонялись Лондону, а относились к нему с почтительным недоверием, транслировали его нужды, импульсы и озарения.

Городу и нельзя верить. Для начала, город – не что-то одно (хотя при этом и одно), и он не ограничивается одной-единственной повесткой. Гештальт-метрополия, где регионы вроде Хокстона и Квинс-Парка льнут к самой худшей власти, Уолтемстоу – агрессивно независим, Холборн – мутный и не умеет хранить секреты, и все это – пререкающиеся компоненты единого целого, какого-то зримого Лондона.

– Никто не дает нам прямой ответ, что грядет, – сказал Билли.

– Что ж, это трудно разглядеть, – ответил Фитч. – Не считая чертового… Самого факта существования, будь он неЛонден. Я что-то вижу. – Билли и Дейн переглянулись. – Ну ладно. Вы хотите прочесть будущее. Хотите знать, что происходит? Сайра, Маркус. Давайте покажем Дейну и Билли, что мы видим.

Снаружи их хлестнул ветер.

– Ты же знаешь, что за нами охотятся? – прошептал Билли Сайре.

– Да уж, – сказала она. – Кажется, где-то упоминалось. – Она курила с небрежной элегантностью, напомнившей о девчонках, к которым Билли не мог подступиться в школе.

– На что смотришь? – спросила она.