Крах каганата

— Будет всё исполнено, как желаете, о красивейший из непобедимых.

— Не забудьте заблаговременно их лишить языков — чтоб не разболтали о нашем подлоге.

— Ваше величество может быть спокоен: лично прослежу.

Череда традиционных осенних праздников минула в Итиле успешно: на Сукот иудеи переселялись в особо устроенные хижины (поминая тем самым предков, претерпевших массу лишений на пути из Египта к обетованной Земле), а во время службы в синагоге символично размахивали этрогом-цитрусом в левой руке и лулавом в правой (3 веточки мирта и 2 веточки вербы, привязанные к пальмовому листу); на Симхат Тору пели хвалебные псалмы в честь завершения годичного цикла чтения Пятикнижия и начала нового годичного цикла; лили святую воду на жертвенник, танцевали под флейту и цимбалы, ели специально испечённые пироги.

Наконец состоялась свадьба Ханны и Иосифа. К церемонии готовились несколько дней, и жена Когена — Дина, будущая тёща царя, надоела всему двору бесконечными мелкими придирками; баба оказалась сварливой, нудной, лично проверяла каждое из блюд и совала нос куда её не просили, наставляла слуг и ругалась по-гречески (по-хазарски она говорила плохо). Даже сам сафир был не рад, как-то с ней поспорив. «Ах, ты недоносок! — разразилась мерзкая фурия, уперев руки в боки. — Мне — перечить? Мне, которая становится матерью государя? Я ж тебя сотру в порошок и сгною в остроге. Всю твою семью выведу под корень!» И дипломатичный Наум тут же согласился со всеми её спорными советами.

Бракосочетание провели на правом берегу Волги. «Царь царей» — каган — удостоил церемонию, но издали, появившись на балконе своего дворца, но не покидал собственного острова; подданные пали перед ним на колени, и по-прежнему, из-за дальнего расстояния, ни один из смертных не увидел в подробностях черт его лица.

Ханна в белых одеждах выглядела празднично и светло; вьющиеся чёрные волосы не были скреплены ни заколками, ни шпильками и свободно падали на её плечи; голубые глаза ликовали от свалившегося на вдову счастья, а большие сочные губы то и дело складывались в улыбку. У невесты не возникало мыслей — нравится ей Иосиф или не нравится, люб или не люб. Он — каган-бек! По велению которого могут рушиться города, погибать народы, строиться дворцы. А она выходит за него замуж. Делается вровень. Станет матерью нового царя. Перед этой честью меркли все душевные и телесные недостатки самодержца как человека. Будь он трижды хром, убог или же горбат — Ханна приняла бы его предложение сердца и руки. А теперь и вопросов нет — симпатичный такой мужчина, крепкий, ловкий. Лихо танцевал в первый день застолья, горячо шептал в розовое ушко невесты: «О, кудесница! Я сгораю от нетерпения, весь дрожу в предвкушении сладостного мига!» Ирма бы сказала на это с иронией: «Ваше величество, выпейте шербета со льдом и немного остыньте, а не то вы меня спалите; я боюсь, на моей щеке от вашего жара выступят сейчас волдыри!» Но наследница раввина Ицхака отвечала просто: «Так чего мы ждём? Наша опочивальня давно готова».

О, как страстно целовал самодержец обнажённые налитые груди новобрачной, белоснежные, сдобные и душистые, ненасытно хватал губами бледно-розовые соски и, не в силах справиться с вожделением, в первый раз ею овладел, двух тагов не дойдя до постели, прямо на полу, на ковре! Царь проник в неё так неистово и так резко, что она даже вскрикнула от внезапной боли. Но потом расслабилась и, войдя во вкус, отдалась всецело, помогая синхронными извивами стана и едва не лишившись чувств в апогее финальных судорог.

Отдыхая, предводитель хазар вновь подумал: «Вот ещё одно преимущество перед Ирмой: той в любви не хватало ярости. Превратила всё в супружескую обязанность. Больше наслаждалась охотой, верховой ездой и дискуссиями с раввинами. А у этой энергии в нижней части тела много больше, чем в верхней!» — и смеялся на свои мысли не без ехидства.

Словом, их семейная жизнь началась неплохо.