Крах каганата

Святослав по ходу движения к югу должен был задержаться: покорил живших на Средней Волге буртасов и заставил их выплачивать дань не Итилю, но Киеву; а потом имел встречу с печенежским ханом Киреем (в русской интерпретации — Курей) и беседовал с глазу на глаз. Желтолицый, бесстрастный, тот сидел в шатре русского правителя и, не став пить вино как мусульманин, схлёбывал кумыс из пиалки. Оба говорили по-гречески, но с трудом.

— Если печенеги мне помогут разбить хазар, — излагал свои предложения киевлянин, прямо-таки буравя взглядом Кирея, — то возьмут себе треть захваченного богатства. И в дальнейшем, на таких же условиях, вместе устремимся на запад. Степь твоя, а леса мои. Развернём владения от Дуная-батюшки и до Волги-матушки!

Хан молчал. Было слышно, как глотки кумыса булькают у него в горле. Наконец вздохнул и ответил:

— У хазар войско состоит из наёмников-гузов. Гузы — наши братья по крови. Печенег на гуза ходить не должен.

Князь взмахнул рукой:

— Для чего ходить? Отряди посольство, чтоб оно склонило мужественных гузов на подмогу нам. Ну, а кто останется под началом Осипа, мы не виноваты — пусть заплатит жизнью.

Куря осушил пиалу и слизнул последнюю каплю языком. Медленно сказал:

— Что ж, допустим. Но хочу не треть всего, а больше.

Ольгин отпрыск недовольно поморщился:

— Ну, не половину же! Так не справедливо.

— Меньше половины, но больше трети. Я возьму себе левый берег — Шахрастан. А тебе достанется правый — Сарашен, Бакрабад и Хамлидж. Это выйдет честно.

Русич намотал ус на палец, снова размотал. И спросил:

— Если соглашусь, то когда печенеги с гузами смогут подойти ко мне для подмоги?

— Через десять дней. Раньше не получится. Да и ты только-только подплывёшь к Итилю, выгрузишь войска и построишь их в боевые порядки. К сече мы успеем.

Святослав кивнул:

— Значит, по рукам. Шахрастан в твоём распоряжении, делай с ним что хочешь.

Печенег впервые торжествующе улыбнулся:

— Очень хорошо. Я не сомневаюсь в победе. С нами Бог — Аллах акбар!

— А со мной Перун. Слава Перуну!

На изгибе Волги, где она вплотную приближается к Дону (и сейчас прорыт Волго-Донской канал), киевлян поджидала конница Добрыни. Шурин князя возложил оборону крепости Саркел (Белой Вежи) на пятьсот преданных дружинников и пятьсот надёжных наёмников во главе со своим товарищем-тысяцким, ну а сам поскакал навстречу каравану ладей с ярко-красным трезубцем на ветрилах. Увидав приятелей, затрубили в рог. И такой же рог отозвался им с реки, с головною судна. По команде паруса были убраны, корабли стали тормозить и незамедлительно бросили якоря. С флагмана затем опустили чёлн и в него спрыгнул Святослав — в белой полотняной рубахе, вышитой у ворота, светлых портах, красном поясе и красных полусапожках. Встав на одно колено, начал подгребать веслом то справа, то слева и довольно быстро оказался у берега. Там дружинники, пробежав по воде и схватившись за нос лодки, вытянули её на песок. Ольгин сын распростёр объятия своему любимцу:

— Ну, здорово, Нискинич, как живёшь-можешь, нетто потолстел?

Тот смеялся, обнимая правителя:

— Как не зажиреть, сидючи без дела? У меня на Дону всё пока спокойно, нападений не было. Как уговорились, княже, прискакал на помощь. В жарких схватках с хазарами я небось скину лишний вес.

— Это мы тебе обещаем.

И уже на ладье, коротая время за чаркой доброго вина, обсуждали новости. Святослав рассказывал о своих победах, а Добрыня всё выспрашивал у него о сестре Малуше и племяннике Владимире, не хворают ли в Киеве и не терпят ли в чём нужды?

— Уезжал — были в полном здравии, — без особой радости отвечал его зять (на семейные темы говорить ему было скучновато). — И катались, как сыр в масле. Брось о них тревожиться, возвратимся — увидишь сам. Надо потолковать о грядущей битве. Сил вполне достаточно, да ещё гузы с печенегами слово дали прийти. Но распределить ратников по-умному — главная задача. Мы с Ириной Аланской думали-рядили и условились так...

Выслушав его диспозицию, воевода выразил сомнение:

— Хорошо ли, княже, распылять наши силы? Печенеги — на Шахрастан, корабли со Свенельдом — на остров кагана, а пехота с конницей на осаду правобережья? Может, лучше — в один кулак? Засветить хазарину Осипу промеж глаз, чтобы искры из них посыпались? А затем добивать разрозненные его отряды поодиночке?

— Мы прикидывали по-всякому. И решили, что ударить с разных сторон будет выгодней. Запереть, ровно в мышеловке. Чтоб никто не врывался.

Брат Малуши неопределённо пожал плечами:

— Если только выйти без разнобоя, слаженно, проворно... Как сама-то Ирина — не спасует, не подведёт? Всё ж таки родной её муж, хоть и бывший. Бабы — они такие...

Святослав рассмеялся:

— Бабы — да. Но Ирина не баба, а мужик в панёве. Я таких ещё не встречал, ей-бо. У неё на Осипа крупный зуб, ты ведь знаешь. Горло перегрызть может, всё кричит: «Я ему устрою Судный день!» Матушка моя в гневе уж на что бывает страшна, а и то по сравнению с этой — просто агнец Божий.

Наклонившись, Добрыня негромко полюбопытствовал:

— А в постельке её не пробовал?

Князь поморщился: