Крампус, Повелитель Йоля

– Настало тебе время заглянуть в глаза себе самому, – из голоса Повелителя Йоля исчезла всякая насмешка; его тон был серьезен. Он прижал копье к шее Санты. – Как тебя зовут?

Санта закрыл глаза. Его начало трясти.

– Как тебя зовут?

– Санта-Клаус, – еле выговорил тот.

Крампус пнул его, так что он повалился на бок, поставил ему ногу на шею и прижал копье к животу.

– Нет, твое имя – не Санта-Клаус. Не Крис Крингл[10], не Дед Мороз и не святой Николай, – он нажал на древко, и жало копья медленно вошло в плоть Санты: дюйм, два дюйма. Вокруг острия выступила кровь. – Каково твое истинное имя?

– Санта-Клаус! – вскричал Санта. – Мое истинное имя – Санта-Клаус.

Крампус с силой пнул его в живот.

– Нет! – заорал он, не в силах больше сдерживать ярость. – Фарс окончен! Твое имя – Бальдр, тот, кто предал собственных мать и отца! Предал всех Древних. Прими свое истинное прозвание – Бальдр Вор, Бальдр Предатель, Бальдр Убийца. Вот что ты такое! А теперь ты скажешь это!

Санта открыл глаза и с ненавистью посмотрел на Крампуса. В его глазах застыла решимость.

– Нет, я – не Бальдр. Бальдр мертв, и все, чем он был, мертво. Я – Санта-Клаус. Я служу богу мира и любви.

Крампус сощурился.

– Ты служишь только самому себе. Ты соткал вокруг себя мир лжи, чтобы прикрыть свои неправедные деяния.

– Кем бы я ни был в начале, его больше нет. Он мертв, он ушел в прошлое. Я был рожден заново и обрел отпущение своих грехов через сострадание и помощь людям.

– Нет! – выплюнул Крампус. – Нет! Нет! Нет! Нельзя просто взять и простить себя. Нельзя просто взять и уйти от вины. Прощение может исходить только от тех, кто от тебя пострадал. Только они могут простить твои преступления. Быть может, в посмертии, после того, как с тебя сдерут кожу в тысячный раз, тогда и только тогда ты сможешь молить о прощении! А теперь, если ты не признаешь свое истинное имя, и не попросишь о прощении меня, – я пошлю тебя к ним прямо сейчас.

– Я – Санта-Клаус. И держу ответ только перед Богом.

Крампус всадил копье в грудь Санты и надавил. Острие медленно пошло вглубь, к сердцу.

– Признай свое имя.

Санта хватался за копье, не обращая внимания на изрезанные пальцы.

– Твои усилия тщетны, – прохрипел он. – Санта-Клаус не может умереть… Он живет вечно.

И Крампус увидел, что Санта в это верит, верит всей душой. И мысль о том, что это приносит врагу утешение, была Крампусу ненавистна.

– Посмотрим, – злобно усмехнулся он и всадил копье глубже, чувствуя, как ломаются ребра, как рвется плоть, видя, как копье пронзает грудь Санты.

Глаза Санты распахнулись, изо рта хлынула кровь.

– Господь покарает… Не будет тебе места… где скрыться…

Крампус с усилием выдернул копье.

– Вот. Вот. Ты мертв! – выплюнул он. – И в этот раз ты мертвецом и останешься! – он снова занес копье и со всей силы обрушил его на шею Санты, еще, и еще, рубя и кромсая, так, что кровь и ошметки плоти летели ему в лицо с каждым ударом. Он бил и бил, пока голова Санты не откатилась прочь от тела. Повелитель Йоля всадил копье в основание черепа Санты, воздел его кверху и торжествующе потряс.

– Ну, и где твой великий бог? Где его кара? Ее нет! Потому что ты – ничтожество, пустое место, ничего, кроме одной огромной, чудовищной лжи!

* * *

Крампус швырнул голову Санты во двор, понаблюдал, как она катится по газону, а потом просто долго стоял в дверях, разглядывая звезды.

Джесс смотрел на тело и пытался как-то осознать то, что он видел, то, через что он прошел, все это – или хоть что-нибудь из этого. Что на свете и вправду существует – существовал – Санта-Клаус, и что это его обезглавленный труп лежит сейчас перед ним. «А если это был не Санта, тогда кто?» Он понимал, что должен бы испытывать шок, ужас, но чувствовал только угрюмое отупение. Слишком многое он повидал, слишком многое испытал, и где-то в глубине души он знал, что, копни он поглубже, ему придется поставить под сомнение собственную вменяемость. Все, чего ему хотелось прямо сейчас – это как-то покончить со всем этим безумием и вернуться к Эбигейл.

Краем глаза он уловил движение среди балок. Маленькие человечки, которые, как понимал Джесс, были эльфами, оставили попытки спрятаться и в ужасе, явно не веря своим глазам, смотрели вниз. Джесс огляделся и увидел, что у Вернона, Изабель и Чета на лицах было то же самое выражение глубокого шока.

Маква вышел из стойла, подошел Крампусу и указал на эльфов:

– А с этими что?

Крампус неспешно прошел обратно в конюшню и крикнул эльфам:

– Вы свободны! Возвращайтесь к себе, в леса, где ваш дом. Верните себе свою душу. Но сделать это вам придется прямо сейчас, потому что эту конюшню – как и все, что принадлежало предателю – я намерен сжечь дотла.

Человечки обменялись нервными взглядами и – один за другим – куда-то ускользнули.

– Джесс! – крикнул Крампус. – Открой стойла, освободи животных. Все остальные – тащите сюда бочки, корыта, вон ту тележку – все, что горит, – и складывайте к столбу в середине.