А вот «Её малыш не был бы…»
…Таким жестоким.
Ужасная работа. Неблагодарная. И совсем не помогает справится с горем. Становится только хуже.
Сил пытаться не осталось — Джейн перестала скрывать, что на дух не переносит эту работу, но и другую никак не могла подобрать.
Она нравилась декану — отнюдь не в профессиональном смысле — а потому, пусть и не получая взаимности, он многие её нарушения замалчивал и игнорировал.
Так шли годы. Становилось лишь хуже. Протекция со стороны декана слабела, но набирали силу иные вещи: скверный характер, становившийся ярче возрастом, и уважение окружающих к длительности работы в пять, десять, пятнадцать лет… И вот тётку, унижающую студентов и коллег уже не выставить с места работы.
Джейн ненавидела академию, но отпуска ненавидела ещё больше, ведь оставаясь с братьями, сестрой и племянниками, чувствовала себя бесконечно одинокой.
Примерно во времена, когда обучались родители моих родителей и отчима, должен был бы учиться и нерождённый ребёнок старухи.
В те годы она стала ещё злее. Слишком отчётливо чувствовала, что студенты не смогут заменить ей семью. Слишком размывались грани разумного в сравнениях: студенты были ужасны, а сын — или точнее то, каким старуха его представляла — был просто идеален.
В день, когда он должен был выпуститься, спустя двадцать лет после трагедии, вдруг стало легче. Боль не исчезла, но, дети стали раздражать меньше.
Мадам Лониан перестала ненавидеть детей. Впрочем, им это не сильно помогло — пусть и без ненависти, она всё равно их травила. Чуть меньше, чем раньше.
Никогда не думала, что скажу это, но… сейчас она вполне себе добрая. По крайней мере она не доводит выпускников до слёз прямо на вручении дипломов и не называет отбросами за то, что в их дипломах не только пятёрки.
Годы потянулись в новом режиме.
И вот за очередной лиловой дымкой проступило воспоминание со знакомым мне лицом.
Комиссия на поступление в академию. В кабинет вошёл четырнадцатилетний парнишка с облаком чёрных кудрей.
— Здравствуйте. Моё имя Эдмунд Рио. Светлое направление, — мальчик разглядывал артефакты для оценки способностей абитуриентов.
— Рио? Карстен Рио Ваш брат? — с непроницаемым кислым лицом поинтересовалась старуха, вспоминая другого своего ученика — способного, не хватающего звёзд рыжего оболтуса.
— Да, мадам.
— Понятно, — она думала, что поняла, чего ждать от этого юноши. — Что-то умеете?
— Призыв силы, формирование примитивных форм и плетений на две руны. На три пока не особо получаются.
Комиссия начала переглядываться. Такой обширный набор навыков впечатлил.
Старуха прищурилась, глядя на будущего ученика. Одной болтовни мало, пусть доказывает.
— Демонстрируйте.
Мальчик легко призвал энергию, соорудил плетение щита на две руны и применил, отгородившись от комиссии непробиваемой для магии стеной.
— А на три руны? — умения мальчика заинтересовали старуху.
Более сложные чары ему не дались — две неудачные попытки стали сигналом, что в полной мере навык не освоен.
— Достаточно, молодой человек. Возьмите артефакт, — она указала на жезл проверки.
Эдмунд прошёл тесты на тип магии, уровень контроля и замер потенциала источника.
Очень достойный результат. Сильный, способный маг. И абсолютно спокойный для вступительных экзаменов. Он показался мадам слишком самоуверенным.
— Что ж, молодой человек, у Вас большие шансы поступить. Результаты будут в понедельник, — кивнула она.
Воспоминание прервал туман.
Спустя несколько дней погибли родители и брат Эда. Несчастный случай с неисправным артефактом. В академии, конечно, узнали об этом. С пониманием относились к опозданиям и прогулам в первые дни, к подавленному настроению мальчика и безразличию к предметам.
Джейн тоже не давила. Студент не мешал ей — а она ему. Гнобить как других не стремилась — боль утраты знала, но и нежностью не одаривала — не первый несчастный ученик за её практику и не последний.
Прошло пару недель и Эд начал оживать после потери.
Впервые зазвучал вопрос, по которому, в конечном счёте, многие преподаватели и запомнили Эдмунда: «Почему?».
«Почему это так работает?»
«Почему запрещено?»
«Почему нужно?»
«Почему формула именно такая?»
«Почему нельзя приходить на занятия в сандалиях?»
«Почему на занятии нельзя есть?»
«Почему»-«Почему»-«Почему»…
И не приведи Создатель, указывая Эду на нарушение дисциплины, на этот вопрос ответить «Не знаю». Если преподаватель не мог объяснить причину запрета, запрет игнорировался. Да, опасаясь наказания, Эд скрывал нарушения, но совершать их не прекращал.
В его воспитании ощущалось влияние друзей-беспризорников.
И пусть во всём остальном Эдмунд был идеален: умный, талантливый, отзывчивый… плохо воспитанный, слишком любопытный и дотошный, он всё ещё не попадал под сохранившийся в подсознании шаблон «А был ли бы таким мой ребёнок?».
Джейн начала гнобить и его. По поводу ума к Эдмунду было трудно придраться, но вот одежда, поведение, стиль речи…