Красавчик Саша

А ведь настоящий воин никак не может быть слабым едоком! Поражение, которое потерпела лига на новогоднем балу, понятное дело, не могло не огорчить графа де ля Рокка и герцога Поццо ди Борго, но почему-то ужасно развеселило барона Аарона Гольдвассера (а он был, естественно, в числе почетных гостей).

Между прочим, сам барон поглотил буквально несметное количество устриц, однако так и не насытился, выпил множество бокалов шампанского, но так и не утолил жажды и даже как будто особенно не захмелел, чем совершенно потряс всех участников бала. Мой большой друг журналист Жозеф Кессель объяснил мне потом, что этот поразительно живой старикан по удивительному свойству своего организма никогда не пьянеет.

3

БАЛ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

В четвертом часу утра на балу появился сам префект Парижа Жан Кьяпп, бывший личным другом и даже в определенном смысле соратником графа Франсуа де ля Рокка.

Корсиканец Кьяпп был коротышка и ему никак не давали покоя лавры Наполеона Бонапарта. Это прежде всего и бросило его в обьятия к графу Жану-Франсуа де ля Рокку, тоже коротышке, помешанному на Бонапарте, на идее сильной исполнительной власти, идее порядка. Собственно, именно при де ля Рокке организация ветеранов-фронтовиков превратилась в мощный военный союз, и произошло это не без участия французской разведки, к коей граф давно уже принадлежал.

Кьяпп необычайно благоволил к лиге «Огненные кресты», которую с некоторых пор возглавлял граф. Префект совершенно открыто помогал фашистам и, кажется, хотел на их плечах прорваться в диктаторы. В общем, имелись у префекта свои личные бонопартистские планы.

Поднимаясь по громадной мраморной лестнице, покрытой широчайшей лентой пунцового бархата, префект услышал ненароком разговор двух мальчишек из «Огненных крестов».

Один говорил другому со счастливо блаженным лицом: «Понимаешь, Жюль, этот Стависский раздает чеки депутатам и министрам небрежно, как розы». Другой залился в ответ радостным смехом восторженного идиота: «Да, вот это настоящий шик».

Кьяпп недовольно поморщился и с тревогой подумал: «А не слишком ли мой Алекс легкомысленен? Не чересчур ли он бравирует? Он как-то совсем уж стал не скромен в последнее время. Зачем так уж открыто демонстрировать, что он всех покупает и что все продаются? Непременно приструню его, а то, пожалуй, быть беде».

Префект не случайно озаботился разговором двух молодчиков из «Огненных крестов», будучи куплен Стависским еще в 1927 году — с того момента как был назначен префектом.

Впрочем, можно сказать и совсем иначе. Утверждали, что это Стависский в некотором отношении был креатурою Кьяппа, ведь именно не кто иной, как префект Парижа, втолкнул его в большой свет, в надежде, что гениальный аферист отыщет себе больших покровителей, а потом поделится с папашей-префектом и большими же барышами.

Так или иначе, но Кьяпп имел все основания думать, что Алекса явно занесло и надобно его теперь приструнить. Он так и в самом деле подумал, но только Стависского, надо сказать, совсем не занесло.

Алекс преднамеренно ставил капканы для своих жертв, а жертвами, в первую очередь, являлись знатные его покровители, в числе коих были и наиважнейшие полицейские чины. Весь фокус в том и заключался, чтобы купля шла открыто.

Ясное дело, что покупаемых министров, адвокатов, депутатов данный факт не очень устраивал, но именно это прежде всего ведь и нужно было Стависскому. Он предварительно «ловил» своих покровителей, чтобы в нужный момент они его выручили. Так что публичность тут являлась непременным условием.

Конечно, игра была чрезвычайно опасна, пожалуй даже, смертельно, но Стависского это вполне устраивало, тем более что на кон ставилась прежде всего репутация французских политиков — никак не его. Он вообще любил вкус опасности (только при этом ужасно боялся каторги и решил, что ни при каких условиях туда не попадет) не менее, чем вкус победы. И еще он знал, что для большой победы нужен очень большой риск.

Вот он и рисковал репутациями других и своей собственной жизнью, ибо публичное покупание политиков в общем-то было чревато достаточно грустными последствиями для всех участников «игры», но особенно для самого Стависского. То была тщательно — до мелочей — продуманная позиция, и самая дерзость была осмысленной и преднамеренной. Ежели б не такая скандальная публичность, то никто в ловушку к Стависскому и не попал — никакой ловушки тогда просто не было бы.

4.

2 января

ПАРИЖ. УЖИН У БАРОНА ГОЛЬДВАССЕРА

С момента назначения «Наполеончика» Кьяппа префектом Парижа он практически сразу стал получать от Стависского ежемесячный пансион в тридцать пять тысяч франков. А на новый, 1930-й год Саша прислал Кьяппу чек в сто тысяч франков.

Но дело уже было даже не в этой весьма серьезной сумме. Кьяпп поставил на гениального Алекса и, в конце концов, даже по-своему полюбил его. Он заботился о нем. В общем, префект посчитал своим долгом предупредить Алекса об опасности.

Случай представился буквально на следующий же день после фашистского бала в «Империале».