Красавчик Саша

— Александр, друг мой, будьте осторожны с ним. Именно потому, что он ничтожество, что он всего лишь плоско хитер, Кьяпп способен на все. Я уверен, что в какой-то момент префект явно захочет воспользоваться плодами ваших гениальных комбинаций — именно потому, что сам ничего подобного придумать просто не в состоянии.

Стависский с полнейшим пониманием и совершенно искренно кивнул барону. Но проблема-то была в том, что на самом деле Саша слишком уж глубоко презирал префекта (а презрение, знаю по личному опыту, штука чрезвычайно опасная для жизни), чтобы поверить, будто это ничтожество, Кьяпп, когда-нибудь будет способен всерьез пойти против него.

А многоопытный, прозорливо-проницательный, осторожный, потому как чувствующий конъюнктуру, барон Аарон Гольдвассер знал, что недооценить противника — значит тем самым подписать себе смертный приговор. И он оказался в данном случае абсолютно прав, к моему громадному сожалению.

В общем, Саша Стависский в тот раз пропустил слова барона Гольдвассера мимо ушей. К величайшему несчастью для себя.

7

СТАВИССКИЙ И КЬЯПП

Собственно, и Стависский превосходно знал обо всей вредности и опасности презрения, и в принципе совсем не был склонен к презрению, скорее напротив, но все дело в том, что префект Жан Кьяпп оказался слишком уж продажен. И истинное отношение «красавчика Саши» к префекту Парижа осуществлялось на каком-то даже животном уровне, почти не контролируемом сознанием. Тут имело место какое-то безоговорочное мистическое презрение.

Да, он многократно заваливал всесильного префекта горами чеков, но сам при этом глубоко презирал его — уж слишком тот был грубо продажен, до совершенного, полнейшего неприличия. Он просто не мог этого презрения к Кьяппу в себе перебороть, за что ему вскоре пришлось принять всю меру ответственности — ценою собственной жизни.

Но кажется, я по причине нетерпеливости своей опять забежал вперед. Назад, скорее назад!

Нам сейчас понадобятся некоторые любопытные происшествия, случившиеся в 1931 году. Так что Александру Стависскому в пределах данной хроники еще жить и жить, хотя и не так уж долго, увы, как хотелось бы.

Раздел седьмой 1931 год

1

18 мая

ПАРИЖ. БИСТРО «УЛИТКА»

Граф Жан-Франсуа де ля Рокк со своими адъютантами вот уже битый час сидел в крошечном и, главное, дряннейшем бистро на улице Пуассонье. Он попросил принести сифон содовой и графинчик коньяку для себя, а для адъютантов по бутылочке грушевой воды.

Адъютанты, вмиг выдув то, что заказал для них «господин полковник», сидели и шушукались.

Командир же «Огненных крестов» молчал и хмуро отхлебывал коньяк. Настроение у графа было препоганое, и не без причины, надо сказать. И вот почему.

В Марсель на днях должна была прибыть рыбацкая шхуна, набитая оружием. А денег нет как нет — расплачиваться просто нечем.

Дежурный благодетель «Огненных крестов» парфюмерный фабрикант Франсуа Коти как назло вдруг отчего-то заартачился, заявив, что граф де ля Рокк слишком уж широко и часто не по делу расходует отпускаемые ему обширные средства. В общем, ситуация складывалась безвыходная. Оружие же лиге нужно было позарез.

Граф сунулся было к Александру Стависскому, у которого частенько бывали шальные деньги, но тот отказал наотрез, да еще и фактически выгнал де ля Рокка из своих апартаментов в отеле «Кларидж». Проклятый еврейчик! (Замечу в скобках: Саша редко кому отказывал в помощи, но лигу «Огненные кресты» он на дух не переносил.)

Итак, де ля Рокку оставалось одно — идти к барону Аарону Гольдвассеру. Тот уже столько раз втихаря оказывал содействие «Огненным крестам», но ведь все, совершенно все профукали (последний раз на новогодний бал). Черт! Придется идти опять.

Де ля Рокк зло буркнул своим адъютантам:

— Ждите меня здесь. Из бистро не отлучаться ни на миг!

И вышел из замызганного полутемного зальчика, раздраженный тем, что должен в очередной раз унижаться пред богатым еврейчиком.

2

БАРОН ГОЛЬДВАССЕР И ГРАФ ДЕ ЛЯ РОКК

Барон Аарон Гольдвассер принял графа сразу же. И Жан-Франсуа де ля Рокк без промедления выпалил заготовленную заранее унизительную речь:

— Господин барон! Я к вам по неотложному делу. Лига «Огненные кресты», а в рядах ее ныне ведь находится лучшая молодежь Франции, испытывает в последнее время серьезные финансовые трудности. Мы взываем к вашей сострадательности и к содействию. Я заверяю, господин барон, что, когда мы придем к власти, вы и ваше семейство будете находиться под личною охраною «Огненных крестов»…

Барон Гольдвассер понимающе улыбнулся, молча выписал чек на сорок тысяч франков и протянул де ля Рокку. Тот опешил от неожиданности (он никак не ожидал такой поспешности), глупо хихикнул и с перекошенным лицом тут же ринулся к бистро на улице Пуассонье.

Вбежав в бистро, граф с порога крикнул своим адъютантам:

— Все едем в Марсель. И не медля!

А барон Гольдвассер остался сидеть в полной задумчивости в своем кабинете, утопая в огромном мягком кресле, покрытом бурой медвежьей шкурой.

В это время за окном раздался яростный пьяной рев: «Депутатов — в Сену!»

Барон прошептал: