Красавица и чудовища

— Я хочу вас обоих. Как это умеете только вы.

Он кончает бурно, изливаясь мне на губы и лицо. На шею и немного на грудь. Я вся покрыта его спермой, и во мне снова бурлит желание.

Я знаю, что выдержу.

Глава 38. Кейт

Медведю хватает доли секунды, чтобы оценить состояние Ворона, когда тот вваливается спустя полчаса в номер мотеля. Пошатнувшись, Ворон цепляется за дверной косяк, и мне, стоящей на пороге душа, сначала кажется, что он пьян. Но Медведь ругается сквозь зубы и быстро натягивает одежду.

Ворон останавливает на мне льдисто-синий взгляд, который резко выделяется на бледном лице.

— Уходим, — хрипит он. — Быстро.

Под рев моторов во дворе меня выводят из комнаты мотеля и впервые сажают на заднее сидение мотоцикла. Медведь протягивает мне шлем со словами:

— Помни, Кейт. Тебе надо вернуться к нормальной жизни, — а после целует в губы, не давая произнести ни слова в ответ.

Он уходит, не оборачиваясь. Садится за руль машины, и череда черных безликих внедорожников моментально срывается с забитой парковки мотеля.

Сказка кончилась, понимаю я. Не тогда, когда я привезла их к приюту, а сейчас, когда из-за меня они практически забили на все остальные дела и жили слишком беспечно, как давно или никогда не жили вообще.

— Шлем, — напоминает Ворон.

Его немного клонит в правый бок, и он часто-часто дышит. То, что я приняла за опьянение, на самом деле еще одно ранение.

Его травмы не успевают заживать. Сегодня я впервые еду вместе с ним, и не знаю, хорошо это или плохо, что я больше не в салоне бронированного автомобиля с Медведем.

Кое-как собираю еще влажные после душа волосы в низкий хвост и надеваю черный блестящий шлем. Оценив мой внешний вид, Ворон снимает с себя кожаную куртку и кидает другому парню на мотоцикле рядом, а тот передает мне свою.

— Надень.

Замираю с чужой курткой в руках. Впервые вижу, что весь правый бок Ворона темнеет от крови.

— Быстрее, Кейт.

Сможет ли он водить вообще? И когда позволит оказать ему помощь?

Сцепив зубы, Ворон садится на мотоцикл, а после надевает собственный шлем. Если раньше жесткая кожа куртки спасала его от случайных пуль, то теперь на нем нет ничего, кроме пропитанной кровью футболки. Байки ревут в ответ, заполняя воздух густым смогом выхлопных газов, но даже сквозь этот шум, прорывается странное стрекотание, похожее на птичий гам.

Ворон срывается с места, а я хватаюсь за его бедра, стараясь не касаться раненного бока. И тогда же ветер швыряет нам в лицо гулкий удар, который прокатывается по телу, заставляя дрожать каждую клетку.

Ворон поднимает правую руку, и байки тормозят так же резко. А на горизонте шоссе, куда мы собирались, темным-темно от черного дыма.

Взрыв.

Это был взрыв.

В той стороне, куда уехал Медведь, и куда должны были направиться мы.

Со своими парнями Ворон общается знаками. Байки разворачиваются в ту же секунду, а я не могу отвести взгляда от оранжевых всполохов, которые подпаливают черные клубы дыба. И то и дело поворачиваюсь, глядя за спину, пока меня не останавливает громкий крик:

— Держись за меня, мать твою!

Треск раздается еще ближе. Ворон делает какой-то маневр, похожий на восьмерку, меняясь местами на полотне дороги с другим парнем на байке. Как шашки в погоне за дамкой. Кем-то, кем можно пожертвовать, остается позади. И треск становится громче.

Я чувствую, что плачу. Это не птицы. Это пулеметные очереди. И они только ближе.

Мы несемся по шоссе, петляя между байками, и те постоянно меняются, не оставаясь и несколько минут на одном и том же месте. Пытаются запутать наблюдателей, не давая им вычислить, на котором едет Ворон. Курткой он менялся тоже поэтому.

В какой-то момент группа разделяется, Ворон и еще несколько черных байков резко берут вправо. Я не вижу, сколько точно, они несутся чуть позади по бокам от нас. Часть парней Ворона уносится вперед, другие — поворачивают влево.

Нас стало еще меньше, а дорога окончательно испортилась. Мои стиснутые зубы выбивают чечетку на бездорожье, по которому летит Ворон. Его жесткое тело напряжено под моими руками, и я не представляю, каких усилий ему стоит держаться ровно. Ведь, когда он только вернулся в мотель, то из-за раны не мог даже выпрямиться.

Ветер безжалостно хлещет холодом по телу, как кнутом, а пальцами я вдруг ощущаю что-то влажное и горячее. Кровь.

— Держись! — ревет Ворон, и байк взлетает, отрываясь от земли сначала передним, а потом и задним колесами.

Сердце взмывает в горло, желудок скручивается узлом. Уши закладывает, когда где-то рядом снова раздается протяжный глухой «У-ух», и волна вибрации прокатывается сквозь меня.

Железный конь подо мной вздрагивает, как живое существо. Ворон вдруг начинает заваливаться влево, и вот тогда-то я цепляюсь за него всеми силами, даже без напоминаний.