Или что-то другое, что внезапно многократно усилило мое желание выжить именно в тот момент, когда я совсем отчаялась. Я все еще плохо слышала, а тело по-прежнему очень болело. Но я знала, что все делаю правильно.
Я не стала толкаться в очереди к такси, все равно после взрыва, она стала просто невероятной. К тому же машины стояли в пробке, которая образовалась прибывшими пожарными, полиций и скорыми.
Еще один знак свыше.
Я устремилась к одной из белых машин с красными крестом.
— Ayuda por favor!*
А вот и пригодился целый год в застенках, где испанский, китайский и арабский были популярнее английского. Если бы я изучала испанский только в школе, акцент выдал бы меня с головой.
Ехать в больницу я отказалась, но хотя бы первую помощь получила. Пока док хотел заполнить документы и искал форму для отказа от госпитализации, я уже растворилась в толпе, мысленно поблагодарив его за «тайленол» и обработку мелких царапин.
В паспорте нашлись наличка и даже пара платиновых банковских карт на то же имя. Уверена, на них было целое состояние.
Первым делом завернула в бутик с сувенирной одеждой и купила по бешенным ценам бейсболку с логотипом Чикаго, безразмерный черный батник, тренировочные мальчуковые штаны и солнечные очки. Мокрую грязную одежду сбросила в один из мусорных баков по пути на автобусную остановку.
В сухой чистой одежде села в автобус, надвинув на голову капюшон и нацепив на лицо очки. Голова прошла, но лучше слышать я пока не стала. В уши будто напихали ваты. Очень хотелось спать, а от острого запаха пота, впитавшегося в сидения, всю дорогу пришлось сдерживать рвотные позывы, которые накатывали приливами.
Автобус держал путь в самые криминальные районы Чикаго, куда простые люди даже не совались. Так что на уборке салона власти района сильно не заморачивались. Как и улицы, этот автобус был едва ли не самым грязным во всем Чикаго. В Энглвуде 95 % населения были темнокожими, а остальные — латиноамериканцами и азиатами. Белых коренных американцев среди этого района не набралось даже на процент.
Эти улицы держал мелкий клан, который подчинялся Ворону и Медведю. Энглвуд сильно зависел от главного клана и, если что-то в расстановке сил за улицы Чикаго изменилось, там об этом обязательно узнают.
Я так и держала руку на своем животе, стараясь не анализировать, из-за чего все мои инстинкты вдруг обострились.
_______
* Пожалуйста, помогите (испанский).
Глава 40. Кейт
В последний раз на улицах Энглвуда я была три года назад, когда работала под прикрытием в одной из больших мексиканских семей, которые согласились помочь полиции в деле о торговле детьми.
И только теперь, снова оказавшись в этом районе, я предельно ясно поняла, что раз за разом Майя Канингем выбирала для меня самые опасные и сложные задания. Как будто нельзя было дать что-то проще, а ведь я была совсем ребенком.
Не верь никому.
Я прошла школу жизни, но так и не поняла того, что столько времени повторяли Ворон с Медведем.
Отец Ворона сделал так, чтобы он запомнил эту истину. Я же набила слишком много шишек прежде, чем приняла эту простую правду.
Сойдя с автобуса в Энглвуде, я первым делом нашла себе квартиру. Заплатила хозяйке китайской закусочной за комнатку на втором этаже, где, сначала заперев все замки, рухнула на одноместную узкую и короткую кровать. Даже несмотря на то, что днем и ночью, комната была ярко освещена розовым светом неоновой вывески под окном, уснула я моментально.
Разбудила меня тошнота. Запахи еды и прогорклого масла заполнили мою комнату, как вода ванну, мне же не хватало воздуха. Я бросилась к туалету.
Черт. А я так надеялась, что сочные китайские пельмени в крепком бульоне поднимут меня на ноги!
Оказалось же, что теперь я на дух не переношу мяса. Вообще никакого. Как и любую другую еду, в принципе.
В течение нескольких дней еда во мне не задерживалась. Я предпочла бы съехать, так как запахи доводили меня до безумия, но выбора не было. Я была слишком слабой. Мне пришлось остаться и терпеть.
Не верь никому.
Теперь я жила по этому принципу, уверенная, что могу доверять только себе, но очень скоро мне все равно пришлось нарушить это правило.
Через несколько дней я поняла, что дела совсем плохи. Я совсем не могла есть и меня постоянно тошнило. Слабость приковала меня к кровати, с которой я поднималась только, чтобы добежать до крохотной раковины и исторгнуть из себя очередную порцию желчи.
Мне нужна была помощь, но я не могла пойти к врачу. К тому же с каждым днем головная боль и головокружение только усиливались. Похожее состояние было в тот раз, после нападения Цербера, но тогда меня спасли таблетки, который прописал доктор. Сейчас я кое-как дошла до аптеки и пыталась купить их самостоятельно, но без рецепта продавать их отказались.
Из-за слабости я боялась куда-либо идти, и больше комнату не покидала. Но нужно было что-то делать.
Все, что было мне по силам, это спуститься вниз, на первый этаж закусочной, где подошва моих кедов тут же липла к давно немытому линолеуму на полу.