Красавица и чудовища

Вот оно. Пора начинать молиться о том, чтобы проведенного с ними времени оказалось достаточно и, узнав правду, Медведь не достал пушку и не застрелил меня прямо здесь и сейчас.

Мое молчание затягивалось, и Медведь растолковал это, как нежелание говорить. Его пальцы развели в стороны мои ягодицы, и прохладный воздух коснулся пылающих частей тела. Подушечкой указательного пальца Медведь надавил выше, чем мне хотелось бы. Я задергалась, не желая, чтобы он проникал в меня таким способом. За что моментально была награждена еще одним чувствительным шлепком.

— Только это работает, верно? — тягучим, как мед, голосом и опасным, как львиное рычание, произнес Медведь. — Тебе не так страшно за свою жизнь, как за то, что я могу трахнуть твою задницу.

Еще один шлепок.

Я прикусила губу, чтобы не застонать. К моему ужасу, шлепки, обездвиженность и то, что я была полностью во власти Медведя, действовали на меня как-то уж чересчур неправильно. Мне хотелось узнать, как далеко он может зайти, а еще, сюда по влажности между бедер, мне нравилась идея сделать это с одним из них.

Теперь я относилась к ним совсем иначе, чем в ту ночь, когда они с Вороном швырнули мне пачку денег. Тогда, испугавшись анального секса, я все-таки назвала им свое настоящее имя. Теперь же я знала, что ни Медведь, ни Ворон не сделают мне больно и не возьмут меня, если я не буду хотеть этого. Иначе они отдали бы меня Церберу, как других женщин, и забыли бы обо мне уже на следующий день после секса.

— Как ты оказалась в том гребанном борделе? И когда мы узнаем всю правду о Кейт Эммерсон? Может, тебя заставили? Заставили раздвинуть ноги перед нами и, на самом деле, тебе не нравится, когда я делаю так?

Он вогнал в меня, судя по ощущениям, сразу два пальца. И я выгнулась, лежа на его коленях и прикусывая губу, чтобы не стонать громко.

— Говори, Кейт.

— Мне нравится, — хрипло отозвалась я.

Медведь убрал пальцы, поднес их к своему рту и медленно облизал. Потом плюнул и растер слюну у меня между ног. Два пальца снова оказались внутри меня, но теперь он не торопился. Иногда он вытаскивал их, размазывая влагу по упругим мышцам, надавливая на них.

— Ворон сказал, что ты предпочитаешь решать проблемы сексом. И теперь я вижу, что это так. Но это не выход. Я могу нагнуть тебя здесь и вытрахать из тебя все мозги, но это никак не поможет нашей ситуации. Если ты хочешь остаться рядом с нами, мы должны полностью тебе доверять. Должны знать твою жизнь, расписанную по минутам. А в наших с Вороном знаниях пробел, Кейт… Где ты была эти шесть лет и чем занималась после того, как тебя забрали из приюта? С какими людьми ты общалась до того, как снова встретила нас?

Средний и безымянный пальцы Медведя двигаются во мне медленно и свободно, а указательный — уже преодолел упругое кольцо мышц, но все еще не проникает достаточно глубоко. Даже от одного пальца непривычные к такому мышцы горят огнем, каждый раз сопротивляясь давлению руки Медведя.

Мое тело не привыкло к такому, оно сопротивляется, хотя в то же время я ощущаю, как по бедру стекают густые капли удовольствия.

Вторую руку Медведь просовывает под мой живот и принимается растирать большим пальцем клитор. Отдалено я понимаю, что мои ноги сейчас раздвинуты, как у лягушки, а тело со стянутыми ремнем руками извивается, подрагивая и сотрясаясь от странного, острого, пряного удовольствия, и при этом мне совершенно плевать, как я выгляжу со стороны. Я даже приподнимаю бедра, тянусь к его руке, чтобы получить свой оргазм, который вот-вот обрушится на меня как восьмиметровое ценами, уничтожая и разрывая меня на атомы.

Не представляю, каково это, когда их сразу двое.

Я царапаю пальцами простыни и тяжело дышу раскрытым ртом, но Медведь погружен в свои мысли. Он сопоставляет мои слова с информацией, полученной из газет и других источников. Он явно с пользой провел эту ночь, узнав все, что только мог.

Я близка к оргазму, но Медведь убирает вторую руку из-под моего живота. Пульсация клитора сводит с ума, инстинктивно хочется стиснуть ноги, чтобы подарить себе хоть какое-то освобождение, но Медведь пресекает мою попытку и держит мои ноги все также широко разведенными.

— Ты не получишь освобождение, пока я не узнаю правду.

С этими словами он отнимает и другую свою руку, и я ощущаю внезапную двойную пустоту. Он дразнил каждую чувствительную часть моего тела, а теперь разом исключил все. Меня колотит от желания прикоснуться к себе. Даже моя задница умоляет вернуть тот палец, которому поначалу была совсем не рада. Но мои запястья по-прежнему стянуты ремнем, и все, что мне остается — это только свести бедра вместе, напрягая мышцы.

Медведь по-прежнему обращается со мной как с куклой. Сбрасывает меня с колен на кровать, поднимается и укладывает поперек одеяла. Теперь я смотрю на него сверху вниз, когда все-таки начинаю говорить:

— Год я провела в приюте, а потом меня удочерила женщина, которая прибежала на мой крик той ночью. Это она была тем свидетелем преступления, о котором ты читал в газетах. Не я, Медведь.

— Но ты не привезла нас к этой женщине. Почему?