Красивые вещи

Я задумалась о словах отца: «Мы Либлинги. Никто не должен видеть, что происходит у нас в подвале, и никто этого никогда не увидит. Вокруг нас волки, которые только и ждут, чтобы напасть на нас при первых признаках нашей слабости». По всей видимости, к тому времени, когда отец сказал мне эти слова, он уже встречался с такими «волками», и звали их Лили и Нина Росс. Я попыталась вспомнить лица матери и дочери, с которыми познакомилась в кафе, куда мы зашли с Бенни попить кофе, но они уже успели стереться из памяти. Девушка запомнилась мне бесформенным темным пятном, а мать – чем-то наподобие дешевого пирожного с кремом. Они? Вот эти? Как только мой отец и брат могли увлечься ими? Как эти ничтожества сумели так быстро и успешно уничтожить всю мою семью?

Я встала и подняла с пола дневник матери и открыла его на последней странице. Прочла последнюю запись и перечитала вновь. Двенадцать лет сплошных вопросов – и вот наконец я получила ответы. У меня появилась пара козлов отпущения, которых я могла винить во всех бедах своей семьи. Это они стали той силой, из-за которой мой мир пошатнулся и сбился со своей оси. (Самоубийство матери, шизофрения брата – я ни капли не была в этом виновата. Виноваты были они!)

Лили и Нина Росс. Нечто жестокое пробудилось во мне при виде их имен, написанных каллиграфическим почерком моей матери. Это было просто невыносимо. Я схватила ручку и принялась яростно зачеркивать эти имена, но все равно их присутствие в дневнике маман казалось мне кощунством. Тогда я вырвала страницу с последней записью из ежедневника, скомкала ее, скатала в шарик, а потом вытащила из шкафа туфлю на высоком каблуке и начала колотить каблуком по бумаге. Я делала это до тех пор, пока бумага не рассыпалась на клочки, а каблук моей туфли не расщепился. Тогда я собрала обрывки бумаги, отнесла в библиотеку и швырнула в камин.

Гнев овладел мной, и мне не хотелось с ним расставаться. До конца дня я ходила по Стоунхейвену, охваченная жаркой, разрушительной яростью. Я швыряла на пол книги, разбивала в раковине винные бокалы. И каждый разбитый предмет создавал у меня такое чувство, будто я отвешиваю пощечины двум женщинам, чьи лица мне действительно хотелось разбить в кровь. Я обходила комнаты по кругу, и мне казалось, что если я сделаю достаточно кругов, то у меня получится каким-то образом перемотать обратно нашу жизнь на двенадцать лет назад.

А потом я выдохлась. Потому что конечно же есть хорошие эмоции и плохие, и злоба относится к последним. Это я хорошо знала. Не об этом ли говорила какая-то цитата на домашней страничке Эшли? Я включила ноутбук, нашла ее сайт и… Ну точно, вот и цитата: «Будда говорит: „Ты не будешь наказан за свой гнев. Ты будешь наказан своим гневом“». Мне стало плохо и стыдно в этот момент, как будто Эшли могла увидеть меня и понять, как безобразно я себя вела.

Я снова забралась в кровать под бархатное покрывало и, чтобы наказать себя хорошенько, принялась читать мотивационные цитаты, но это мне мало помогало. Тогда я приняла таблетку амбьена и проспала до утра.

Проснувшись на следующее утро, я чувствовала себя почти спокойно, если только не думала о «Джудиберд», стоящей в лодочном сарае на берегу озера.

А Майкл и Эшли так и не приходили.

Наступил пятый вечер со дня их приезда. Я стояла у окна спальни и смотрела в окно. BMW моих гостей медленно поехал по подъездной дороге к воротам. За рулем сидела Эшли. Она опустила окошко, ветер трепал ее волосы. «Интересно, – подумала я, – куда она поехала?» Чуть погодя послышался стук в дверь. Майкл? Я похлопала себя по щекам, чтобы прогнать бледность, связала немытые волосы в конский хвост и поспешила к входной двери.

Он стоял на заднем крыльце, покачиваясь на каблуках и сунув руки в карманы. Послеполуденный ветер дул с озера, раздувал его кудряшки, и они образовывали гало вокруг его головы.

– Решил узнать, вы тут живы? – проговорил Майкл. Его гипнотические голубые глаза изучили мое лицо, он озабоченно сдвинул брови: – Так у вас все хорошо?

Да! Теперь у меня все стало хорошо. Для меня его вопросы означали, что он думал обо мне. От меня не ускользнуло и то, что он дождался момента, когда Эшли уехала, а уж потом пришел ко мне.

– Просто немного простудилась, – ответила я. – Теперь мне лучше.

– А мы уж было подумали, что вы нас избегаете. Эшли особенно переживает – не обидела ли она вас чем-то?

– О нет, нет, вовсе нет. – Чувство облегчения охватило меня, сердце забилось спокойнее. Сколько времени я истратила на самобичевание понапрасну! И почему я всегда так поступаю с собой?! – Она расстроена? Эшли?