Красивые вещи

Она резко встает, а мне хочется схватить ее за руку и снова усадить на диван. «Побудь со мной, не бросай меня одну!» – хочется мне умолять ее. Но я послушно иду следом за ней к двери.

Когда мы проходим мимо камина, Эшли вдруг останавливается перед нашей семейной фотографией и прижимает палец к стеклу. К лицу моего отца, к его гордой улыбке.

– Каким он был, твой отец?

Она задает этот вопрос таким тоном, что он звучит как на экзамене. Я немного теряюсь перед ответом. Я думаю об отцовской супружеской неверности, его страсти к азартным играм и равнодушии, но еще я думаю о том, как он изо всех сил старался делать все, что только было в его силах, чтобы возместить нам с братом потерю матери, как он любил меня и Бенни, несмотря на наши проступки. Я вспоминаю его улыбку, когда он объявлял меня гениальной для любого, кто готов был его слушать.

– Он был хорошим человеком, – говорю я. – Он всегда старался уберечь нас… особенно от ошибок. Иногда при этом он принимал жесткие решения, но намерения у него всегда были благие.

Голова Эшли едва заметно склоняется вправо. Она словно бы пытается рассмотреть фотографию под другим углом.

– Думаю, так себя ведут все родители. Наверное, мы, дети, простим родителям все, что они делали во имя своей любви к нам. Мы должны прощать, чтобы в один прекрасный день простить себя за то же самое.

Она смотрит на меня, но я отвожу взгляд. Мне не хочется долго думать об этом.

Мы идем по холодным коридорам к задней двери дома и уже почти добираемся до кухни, как вдруг Эшли резко останавливается.

– Я оставила свой коврик для йоги в библиотеке! – восклицает она, срывается с места, трусцой мчится по коридору и исчезает в недрах дома.

Я стою и жду ее – мне кажется, что ожидание длится немыслимо долго. Когда она возвращается, держа свернутый в рулон коврик под мышкой, лицо у нее покрыто румянцем и она не хочет встречаться со мной взглядом. Я гадаю: может быть, она плакала? может быть, я задала ей слишком много вопросов, разбередила не до конца зажившие раны? Эшли проскальзывает мимо меня в прихожую и торопливо шагает к двери. Почему-то мне кажется, что она сейчас уйдет навсегда.

И я хватаю ее за руку, чтобы остановить.

– Я так рада, что мы так откровенно поговорили, – говорю я. – Я скажу честно: у меня было очень мало подруг в жизни. Все это… – Я делаю свободной рукой неопределенный жест, как бы обводя весь Стоунхейвен, но не только его, но и всю мою жизнь. – Из-за всего этого мне было непросто. Из-за моей карьеры и всего прочего я больше привыкла к выступлениям на публике, чем к собственным признаниям. В онлайне личного мало, понимаешь? И так проще. Но теперь мне это стало нужно, пожалуй. Ты меня понимаешь? Но ты прости меня за то, что я так на тебя набросилась.

Мы стоим в тускло освещенной прихожей, рядом с мраморным столиком, на котором стоят декоративные часы и отбивают серебристым звоном время. Эшли озадаченно смотрит на меня. В полумраке трудно прочесть выражение ее глаз.

– Все нормально. Правда. Мне жаль, что у тебя выдался такой… трудный год.

Я порывисто обнимаю ее и вдыхаю исходящий от нее запах дрожжей. Ее кожа такая теплая и мягкая. Эшли напрягается так, словно она напугана, но тут я чувствую, что нечто внутри нее уступает моему порыву, сдается. Ее руки скользят по моей спине, сжимают мои лопатки так, словно ищут уступ, который поможет подняться выше.

– Спасибо, что выслушала меня, – шепчу я на ухо Эшли. – Я так рада, что мы станем подругами.

Глава пятнадцатая Нина

Она думает, что мы с ней подружки.

Ее руки, обхватившие меня, похожи на тиски. Неприкрытое желание сочится из каждого слога ее фраз, ее дыхание около моего уха сладковато и гнилостно. Узкий коридор, холод от каменных стен, ритмичная клаустрофобия старинных тикающих часов. У меня такое чувство, что я сейчас задохнусь. Или задушу ее.

Ванесса обнимает меня еще крепче. Ей хочется, чтобы я тоже обняла ее. Невзирая на отвращение, я мысленно напоминаю себе, что я не Нина, а Эшли, а Эшли конечно же не откажется обнять Ванессу. Эшли полна любви, понимания и прощения. Эшли жалеет эту рыдающую, болтливую, несчастную девушку, эту чокнутую сиротку. Эшли – человек намного лучше меня.

Поэтому Эшли обнимает Ванессу и ощущает ее ребра, обтянутые кашемиром.

– Ну конечно, мы с тобой подруги, – бормочу я, сглатываю ком, больно сдавивший горло, и слышу щелчок у себя в глотке.

А еще я улыбаюсь, думая о том, что только что оставила в библиотеке.

Глава шестнадцатая Нина

Одним днем раньше

Ванесса не совсем такая, как я ожидала.