Красивые вещи

Лахлэн через плечо Ванессы смотрит на меня убийственным взглядом. Я понимаю, что веду себя без сочувствия, даже с осуждением, а это непохоже на Эшли. Я смягчаю тон и изо всех сил моргаю, чтобы в глазах возникло некое подобие сопереживания.

– И вы живете совсем одна? Вам не бывает одиноко?

– Ну… иногда бывает… немного. А порой и очень. Но теперь, когда вы здесь, надеюсь, одиночество мне больше не грозит!

Ванесса смеется слишком нарочито, в ее смехе слышна нотка отчаяния – такая высокая, что даже вазы на столике начинают звенеть в ответ. Ванесса оборачивается, чтобы понять, заметила ли я это, и в ее глазах я вижу отчаянную потребность в общении – эта потребность настолько откровенна, словно Ванесса только что включила неоновую вывеску. «Ей ненавистна одинокая жизнь здесь», – внезапно догадываюсь я. Ей одиноко, да, но это еще не все. Может быть, она ненавидит это место? Может быть, нам с Лахлэном предстоит изгнать призраков ее прошлого?

И я невольно задумываюсь о том, что это за призраки.

Кухня находится в дальней части дома, слева. Эта продолговатая комната была спроектирована в эпоху кухарок и поваров, а господа в кухню никогда мне заходили. За годы тут явно предпринимались попытки осовременить кухню. Ну, например, кухонный камин теперь снабжен декоративными березовыми поленьями, а у одной из стен разместилась плита «Viking». Центром кухни служит островок размером с лодку. Его деревянная крышка жестоко исцарапана и испещрена древними пятнами. Сияющие медные кастрюли висят на крючках над центральным островком, отполированные до блеска. А на тумбах нет ровным счетом ничего. Такое впечатление, что кухню подготовили к показу. Трудно представить, чтобы кто-то здесь вообще готовил еду в этом громадном помещении, а уж тем более сложно вообразить процесс приготовления пищи на гигантской плите с восемью конфорками для одного человека.

Длинный стол для завтрака отодвинут к стене и стоит под венецианскими окнами, из которых открывается вид на озеро. Стол накрыт весьма изысканно: тарелки с печеньем и пирожными, несколько чашек из костяного фарфора, чайный сервиз из полированного серебра, хрустальный кувшин с вином, свежесрезанные цветы в вазе. Это все настолько претенциозно, настолько несуразно и, что называется, через край, что выглядит оружием, предназначенным для того, чтобы унизить нас.

Лахлэн встречается со мной взглядом и многозначительно вздергивает бровь. О-ля-ля.

– Понимаю, я слегка перестаралась, но ничего не смогла с собой поделать. С другой стороны, нельзя же, чтобы все это просто пылилось, – тараторит Ванесса и ведет нас к столу.

Она нервно смеется и берет в руки фарфоровую чашку. Фарфор такой тонкий, что почти прозрачный. По краю изображены птицы. То ли это какая-то певчая птичка, то ли воробей, то ли скворец – кого я обманываю? Я же не орнитолог.

– Это были любимые чашки моей мамы, – сообщает Ванесса. – Она всегда настаивала на том, чтобы мы пользовались ими каждый день, а не только по особым случаям. – Она вдруг в испуге вздергивает брови. – О, только не подумайте, что для меня ваш приезд – не особый случай! А вообще-то половина чашек не дожила до этих дней – мы их разбили. Еще у меня есть вино. Я не знала, пьете ли вы спиртное, так что просто скажите мне, что предпочитаете.

Она щебечет, как птичка, без остановки, и мне ужасно хочется остановить ее. У меня начинают закрадываться сомнения – может быть, она слегка не в себе?

– Я буду вино, – говорю я.

Ванесса явно рада.

– О, хорошо, я тоже.

Лахлэн останавливается около стола и смотрит в окно. Он наконец видит озеро, раскинувшееся перед нами. Дождевые тучи постепенно рассеиваются, и сквозь них пробиваются последние лучи заходящего солнца. Снопы бледного света озаряют поверхность озера. Вода все еще металлически-серая и подернута рябью. Она непохожа на безмятежную темно-синюю воду, какую увидишь на сувенирных открытках, которые продаются в Тахо-Сити. Сейчас вода темная, зловещая. Я-то знаю озеро хорошо, поэтому я готова и к этой его холодной, суровой красоте, а Лахлэн явно шокирован этим зрелищем. Я гадаю – наверное, он ожидал, что озеро окажется более маленьким, уютным, мелким и круглым, дружелюбным, что по нему плавают прогулочные катерки, на пристанях сидят рыбаки с удочками, а телохранители играют в регби.

– Вы раньше не бывали в Тахо?

Ванесса все еще нянчит в руках чашку, будто бы это маленькая зверушка.

Я сажусь к столу я тянусь за булочкой, стараясь не встречаться взглядом с Ванессой.

– Нет, никогда.

– О, правда? Ну да, из Сиэтла сюда добираться не очень удобно. Вы же оттуда, верно?

– Из Портленда на самом деле.

Ванесса качает головой. Похоже, для нее нет особой разницы – Сиэтл или Портленд. И тот и другой город ей явно не интересны.

– С Тахо что надо иметь в виду, – продолжает она. – Большинство людей приезжает сюда летом. Или зимой, в отпуск, чтобы показаться на горных лыжах. А в это время года здесь очень тихо и спокойно. Должна предупредить вас – заняться здесь практически нечем, если только у вас нет охоты к пешим прогулкам или к поездкам на горных велосипедах…