Этот домик был сердцевиной нашей маленькой личной вселенной, миром, который был идеален для нас двоих – а другой мир нас не принимал. Вернее, по крайней мере, я думала, что вот в этот маленький мир я вписываюсь – до тех пор, пока семья Либлингов не вышвырнула меня отсюда и не показала, как я не гожусь для этого мира и почему.
Я сажусь за стол в обеденной нише и провожу кончиком указательного пальца по щербинкам на дереве. Я вижу несколько круглых темных пятен на поверхности лака – выцветшие колечки от попавшей на дерево влаги. Могли ли эти пятна остаться от банок с пивом с тех пор, когда мы с Бенни за этим столом пили пиво, курили травку и болтали про нашу родню? Как легко и просто быть беспечным, когда ты юн и не понимаешь, что кое-какой вред причиняется навсегда.
Лахлэн плюхается на стул рядом со мной и откупоривает бутылку вина. Он изучает этикетку и подцепляет ногтем ценник. Семь долларов девяносто девять центов.
– Не сказать, чтобы она к нашему приезду опустошила винный погреб, – говорит Лахлэн.
– Мы для нее простолюдины. Она думает, что мы не уловим разницы.
– Это
Я беру у Лахлэна бутылку, подношу к губам и пью из горлышка. Вино теплое и сладкое, но я не против.
– По крайней мере, ведет она себя с нами дружелюбно.
– Более чем дружелюбно. Ты заметила, как она накрашена? Это не для тебя, моя милая. – Лахлэн склоняет голову к плечу, о чем-то задумывается. – Но если все это с нее соскрести, она довольно хорошенькая. Есть в ней что-то от Грейс Келли. Такая блондинка-аристократка.
Выражение лица Лахлэна мне совсем не нравится. Он словно бы собирается съесть особо соблазнительную конфетку.
Я снова отпиваю вина из горлышка:
– Не могли бы мы поговорить о нашем плане?
А каков план? – спросите вы.
В нашем багаже, под стопкой книжек и моим старым ковриком для занятий йогой, десяток крошечных скрытых камер. Каждая из них размером со шляпку шурупа, но при этом они способны передавать видео с высоким разрешением из Стоунхейвена на наши лэптопы в коттедже, то есть на расстояние в несколько сотен ярдов. То, что прежде было передовой технологией, теперь можно приобрести всего за сорок девять долларов и девяносто девять центов.
Камеры мы планируем установить в неприметных местах внутри Стоунхейвена, чтобы следить за передвижениями Ванессы и в результате обнаружить местоположение сейфа. Скорее всего, сейф должен находиться в ее спальне, а может быть, в библиотеке или кабинете. Чтобы проникнуть в эти комнаты, нам понадобится какой-то предлог. И чем ближе мы сойдемся с Ванессой, тем проще будет это сделать.
Не сказать, что внутри Стоунхейвена нет других особо ценных предметов. Взять хотя бы одни только старинные напольные часы на площадке парадной лестницы. Продать их – и хватило бы на шесть упаковок лекарства для моей матери. Но пока не нашелся Эфраим, у нас нет скупщика антиквариата. Деньги в сейфе Ванессы намного предпочтительнее. Их и похитить легче, и сбыть проще.
Как только мы обнаружим сейф, выясним, каково его содержимое и изучим систему безопасности, мы покинем коттедж и на время растворимся в пространстве. Поселимся где-нибудь неподалеку и будем выжидать. В это время в домике смотрителя будут сменять друг друга жильцы, а мы сотремся из памяти Ванессы и заметем свои следы в Интернете. А потом, недель шесть спустя, может быть ближе к Рождеству, если Ванесса отправится навестить брата, мы явимся сюда и заберем все.
Я закрываю глаза, и перед моим мысленным взглядом предстает знакомое зрелище: темный сейф и пачки зеленых банкнот, скрепленных бумажными лентами и излучающих обещания. Очень многое зависит от удачи, конечно, – от того, что не изменился код, и от того, что наличные там по-прежнему хранятся. Но одно я знаю точно: Либлинги параноидальны и ленивы. Я помню, как Бенни говорил о деньгах в сейфе так, словно всем и каждому должно быть понятно, что заначка, выражающаяся в семизначной сумме, нужна любому человеку. Уильям Либлинг наверняка передал детям свои неврозы по наследству. В конце концом, вместе с генами мы все наследуем привычки своих родителей – как хорошие, так и плохие.
Я позволяю себе представить, что еще мы можем обнаружить в сейфе, как только откроем его. Золотые монеты? Драгоценности? Бриллианты, которые я видела на шее Джудит Либлинг на фотографии, сделанной во время открытия сезона в опере Сан-Франциско? Наверняка эти украшения достались Ванессе по наследству вместе со всей коллекцией драгоценностей матери. Скорее всего, они тоже хранятся в сейфе, лежат в выстланных бархатом шкатулках рядом с деньгами.
«
Мы с Лахлэном сидим, пьем вино и строим планы действий, пока не кончается вино. Мы пьяны и усталы. Мне отчаянно нужно под душ, поэтому я беру свою сумку и иду в спальню. Открываю дверь и замираю на пороге. Дальше не могу сделать ни шага.