Закончив упражнения, я сворачиваю коврик в рулон, делаю напоказ несколько дополнительных растяжек, после чего поворачиваюсь лицом к Стоунхейвену. Ванесса стоит перед застекленными дверями в кухне и смотрит на меня сквозь затуманенные стекла. Она быстро отступает назад – видимо, смущена тем, что я ее заметила, и решила, что она за мной подсматривает. Но я машу ей рукой, пока она не исчезла, и направляюсь к дому. Когда мне остается пройти несколько футов, Ванесса распахивает дверь и стоит на пороге со смущенной улыбкой. На ней розовая шелковая пижама, поверх которой пушистый кашемировый кардиган. Она держит в руках фарфоровую чашку – одну из тех, из которых мы вчера пили вино.
– Прошу прощения. Надо мне было спросить, не будете ли вы против, если я стану заниматься йогой у вас на лужайке. Но рассвет был так прекрасен, что я не смогла устоять.
У меня со лба стекает струйка пота, я промокаю ее полотенцем.
Ванесса одной рукой запахивает кардиган. Ясное дело, сильно сквозит.
– Я под большим впечатлением. А я только что проснулась.
– Я всегда встаю рано. Утро – лучшее время дня. Мир так тих и полон обещаний.
Это ложь. Дома я валяюсь в постели до полудня, если только есть такая возможность. Но этой ночью мне не спалось. Мешало то, что я снова оказалась в домике смотрителя, воспоминания принесли с собой клаустрофобию. Стоило мне только задремать – и я видела перед собой фигуру крупного мужчины. Он наклонялся и выдергивал меня из-под одеяла, и я просыпалась, задыхаясь от страха. А потом я лежала в темноте, слушала тихое сопение Лахлэна, спавшего рядом со мной, и гадала, пытаясь понять, кто я такая, что я натворила, почему вернулась сюда, именно сюда. Еще я думала о матери, оставшейся в Лос-Анджелесе. Ее медленно пожирал рак, а она ждала меня. Ждала, что я вернусь с деньгами для ее лечения. Еще я вспоминала, как красиво она выглядела когда-то в синем вечернем платье с блестками, с лицом, порозовевшим от смеха.
К четырем часам утра я окончательно отказалась от попыток заснуть и ушла в кухню, чтобы просмотреть на экране лэптопа руководство по йоге.
Ванесса делает глоток кофе. Без толстого слоя косметики она бледна. Такое впечатление, что кто-то взял ластик и за ночь стер все краски с ее лица. Я понимаю, насколько иллюзорна большая часть ее красоты.
– На самом деле я только что подумала, что завтра могла бы к вам присоединиться.
– Конечно! – Я указываю на чашку в руке Ванессы: – Могу я выпросить чашечку?
Она смотрит на свои руки и словно бы с удивлением обнаруживает, что держит чашку:
– Вы про кофе?
– В коттедже кофе нет, – объясняю я. – А я с утра просто ужасна, пока не залью в себя кофеин.
А вот это чистая правда. Я уже чувствую, что говорю Ванессе то правду, то ложь, и гадаю, когда начну путаться. А она все еще стоит на пороге, словно бы не совсем понимает, о чем я говорю.
– Нет кофе в коттедже, – повторяю я. – А мы еще не закупили продукты.
– О! О, конечно. И выпрашивать не надо. Надо мне было самой вам предложить. У меня в кухне почти полный кофейник. Пойдемте.
Ванесса делает шаг назад.
В сравнении с теплом в домике смотрителя в большом доме Стоунхейвена холодно, невзирая на все старания старинной печи. Я слышу, как она пыхтит и потрескивает внизу, под отполированным до блеска паркетом. Я иду следом за Ванессой в кухню, где в итальянской кофеварке стоит стеклянный кофейник с горячим кофе.
– Я все еще не научилась толком управляться с этой штукой, – признается Ванесса и наливает мне чашку кофе. – Я столько времени прожила в Нью-Йорке, что начала верить, что кофе бывает только в кофейнях.
Я-то точно знаю, что тот кофе, который пьет Ванесса Либлинг, в простой кофейне не варят. Она предпочитает всякие сложные версии латте с разными хитрыми добавками. А такой кофе подают в уличных кафе в Гринвич-Вилидж или в ресторанах «Ла Маре». (Кофейные пристрастия Ванессы прекрасно документированы на ее канале в Инстаграме.) Наверное, она думает, что, объединяя себя с простыми людьми, покупающими паршивый кофе в картонных стаканах, она мне больше понравится. А я бы, пожалуй, стала ненавидеть ее чуточку меньше, если бы она вела себя в соответствии со своим статусом, а не старалась снизойти до меня.
«Улыбайся!» – мысленно напомнила я себе. Мне нужно проникнуть в Стоунхейвен. Мне нужно понравиться Ванессе. Но вот мы с ней стоим в кухне, ведем нескладную беседу, что-то врем друг дружке, и мне кажется, что между нами никогда не смогут завязаться никакие отношения – ни искренние, ни даже лживые. Мы вежливо пьем кофе по глоточку, но вот наконец Ванесса нарушает молчание:
– Майкл с вами йогой не занимается?
– О боже, нет! Если бы я его разбудила в такую рань, он бы мне точно голову оторвал.
А вот это полуправда.
Ванесса понимающе кивает:
– Не хотите присесть? Мы могли бы пройти в библиотеку, там теплее.
Библиотека. Я до сих пор отчетливо представляю миссис Либлинг, сидящую на обтянутом бархатом диване, а вокруг нее разбросанные журналы по дизайну интерьера.