Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

Ник позвонил однажды утром и сообщил, что у него созрел новый план. У наркоманов это бывает. Снова и снова они перекраивают мир так, чтобы подогнать его под свою ложную уверенность в том, что они всё держат под контролем. Ник сказал, что у них с его подругой закончился запас метамфетамина и теперь всё, они завязывают. Он не собирается поддаваться моим манипуляциям с целью вернуть его в наркологическую клинику. Он пообещал, что в этот раз все будет по-другому: «Она не будет разрешать мне употреблять, я не буду разрешать ей, мы поклялись и решили вызывать полицию, если кто-то из нас сорвется, она уйдет от меня, если я сорвусь». Уж сколько раз он обещал, что теперь все будет по-другому.

Он повесил трубку.

Я позвонил нескольким интервенционистам, которых рекомендовал доктор Роусон, и консультанту-психологу из «Хазельдена». Потом мне позвонил один из моих друзей, который высказал свои контраргументы по поводу этого подхода. Он не употреблял наркотики и алкоголь почти двадцать пять лет. Он сказал, что считает ошибкой как интервенцию, так и повторное помещение в реабилитационный центр. «Индустрия реабилитации подобна индустрии ремонта автомобилей, – сказал он. – Они хотят, чтобы вы возвращались снова и снова. И люди всегда возвращаются. Индустрия процветает, потому что никто не выздоравливает. Они говорят тебе: “Нужно продолжать”, – он горько засмеялся: – Вот чего они хотят. Мне нужно было дойти до предела, когда вокруг меня никого не было, ничего не было, я потерял все и всех… Вот чего это стоит. Ты должен остаться в одиночестве, сломленным, всеми покинутым, доведенным до отчаяния».

Да, возможно, действительно, такова цена. Да, велика вероятность, что не поможет ни интервенция, ни очередная попытка лечения в реабилитационном центре. Но был шанс, что это сработает.

Мы не собирались постоянно возвращаться. У нас не осталось ни эмоциональных, ни финансовых ресурсов, чтобы возвращаться сюда раз за разом. Мой мозг уже один раз взорвался в результате всех этих переживаний, и порой мне казалось, что это может повториться снова.

Но вот я сидел, обзванивая интервенционистов. В то время как Ник оставлял маловразумительные сообщения на наших телефонах. И после всех испытаний, через которые мы прошли, я все еще пребывал в растерянности, во мне привычно боролись мысли, внушенные извне, и мои собственные желания. Оставь его в покое, пусть он сам расплачивается за последствия своих поступков! Сделай хоть что-нибудь, чтобы спасти его жизнь!

Первый интервенционист, которому я дозвонился, заявил, что добивается успеха в 90 % случаев, после чего я поблагодарил его за уделенное мне время и повесил трубку. Может быть, он говорил правду, но я на этот счет сильно сомневался. Второй оказался несколько скромнее. «Никаких гарантий дать не могу, но можно попробовать», – сказал он. Он предложил следующий план действий: мы все – мать Ника и я, Карен, друзья Ника и его девушка, если она готова участвовать в этом, – должны выступить единым фронтом, постараться убедить его воспользоваться шансом и добиться его согласия на лечение в реабилитационном центре. Место в нем уже будет для него готово. Нужно склонить его к тому, чтобы немедленно сесть в машину и ехать в центр.

– Я не могу себе представить, что он согласится ехать, – сказал я.

– Часто такой натиск срабатывает, – объяснил он. – Психологическая подоплека интервенции состоит в том, что наркозависимый чувствует себя сломленным и уязвимым в присутствии семьи и друзей. Он может согласиться на лечение из-за чувства вины или стыда. Или потому, что близким удастся пробить построенную в его голове защиту и он сможет как бы со стороны взглянуть на свое истинное положение, ведь люди, которые его любят, не будут лгать. У них очень сильная мотивация – спасти его.

После паузы он задал обычные вопросы:

– Какой у него наркотик?

– Он употребляет практически любые наркотики, которые можно купить на улице, но всегда возвращается к метамфетамину.

В трубке послышался тяжелый вздох.

– Я работаю со всеми наркотиками, но мне крайне неприятно слышать о метамфетамине. Он действует слишком разрушительно и слишком непредсказуем.

Я сказал, что посоветуюсь с матерью Ника и перезвоню ему.

Хочу привести цитату из книги «Наркозависимый в семье» (Addict in the Family): «Все здесь непросто. Семьи наркозависимых идут по нерадостному пути, на котором их ждет множество ошибок и неудачных попыток. Ошибки неизбежны. Неизбежны боль и страдания. Но будут и развитие, и накопление мудрости, и спокойствие, если близкие подойдут к наркозависимости объективно, будут готовы учиться на собственном и чужом опыте и смирятся с тем, что реабилитация, так же как и сама наркозависимость, это длительный и сложный процесс. Семья никогда не должна терять надежду на выздоровление, поскольку оно вполне реально, это происходит с людьми каждый день. С другой стороны, они не должны жертвовать собственной жизнью, ожидая чуда выздоровления близкого человека».

Я задавался вопросом: когда это произойдет? И произойдет ли вообще?