Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

Дон поощрял интерес Ника к морской биологии. Ближе к завершению второго курса он рассказал ему о летней программе по этому предмету, которую предлагал Калифорнийский университет в Сан-Диего. В один из дней Ник пришел домой, размахивая рекламным буклетом и формой заявления, распечатанной с сайта программы, и спросил, можно ли ему поехать. Мы обсудили все с Вики и дали согласие, и Ник отправил заявку.

Утром в конце июня мы сидели в самолете. За окном открывался великолепный вид. Розовое небо и Тихий океан, сказочно-синий, искрящийся на солнце там, где внезапно встречается с берегом, излучающий такой оптимизм, какой только может подарить Южная Калифорния. Приземлившись в Сан-Диего, мы получили багаж, арендовали машину и направились на север по шоссе № 5 через Сан-Диего до поворота к маленькому курортному городку Ла-Холья. Свернув с шоссе, мы отвезли Ника в кампус Калифорнийского университета и помогли ему заселиться. Ник немного нервничал, но ребята здесь казались приветливыми. Некоторые, как и он, захватили с собой доски для серфинга, и это действовало на него успокаивающе.

Мы попрощались. Дэйзи обхватила Ника за шею своими маленькими ручками.

– Все хорошо, малышка, – сказал ей Ник. – Скоро увидимся.

Ник часто звонил нам. Он пребывал в эйфории. «Возможно, я захочу стать морским биологом», – сказал он как-то раз. Он рассказывал о ребятах, которые участвовали в программе, о том, как вместе с другими любителями серфинга они встают рано утром перед занятиями и поднимаются по крутой тропе к пляжу Блэка. Он сообщил, что решил пройти курс обучения дайвингу с аквалангом и получить сертификат. Однажды во время ночного погружения у острова Каталина он плавал со стаей дельфинов.

После завершения программы Вики забрала его, и он провел остаток летних каникул в Лос-Анджелесе. Время пролетело быстрее обычного, и вскоре он снова был дома и готовился к последнему году учебы в школе.

Это был самый серьезный для Ника год. У него сложился тесный круг друзей с общими интересами, разделяющих с ним горячую обеспокоенность политикой, экологией и социальными проблемами. Они вместе участвовали в акциях протеста против приведения в исполнение смертной казни в Сан-Квентине. Один из наших друзей тоже был там и видел Ника, сидящего на тротуаре. По его лицу текли слезы.

Нику нравились уроки. Он по-прежнему показывал самые высокие результаты по творческому письму. Он писал короткие рассказы и стихи, на что его вдохновил преподаватель английского языка. Кроме того, он стал редактором и колумнистом школьной газеты. Он выступал автором проникновенных колонок личного и политического плана о правовой защите интересов исторически ущемленных групп, о стрельбе в школе «Колумбайн» и о войне в Косове. Он посещал редакционные летучки и задерживался в школе до позднего вечера, чтобы помочь вычитать газету. Его заметки становились всё более смелыми.

В одной из статей он анализировал период своей жизни, когда он предал свои самые высокие идеалы. Речь шла о наших близких друзьях, его неофициальных крестных. Один из них был ВИЧ-положительным. Он дал Нику браслет, который носят люди, больные СПИДом. Как писал Ник, это «браслет с красной ленточкой, которую вы видите у этих идиотов-знаменитостей и которую раздают на входе перед церемонией вручения “Оскара”. Для многих из них эта ленточка, может быть, не более чем модный аксессуар, но на браслете моего друга она была символом надежды. Мне сказали, что вырученные за них деньги идут на поиск лекарства от этой болезни».

Ник писал, что носил браслет каждый день. «Но потом я стал старше. Хотя мои чувства к крестным не изменились, меня беспокоило, что подумают окружающие. Я услышал, как в моей школе говорят ужасные вещи о геях… [и] мне стало неудобно носить браслет… В конце концов я перестал его носить». А потом он его потерял. «Мне жаль, что я потерял браслет, – написал он в заключение, – но, может быть, его отсутствие символизирует больше, чем его присутствие. Оно означает, что у меня недостало силы духа, чтобы поддержать моего друга».