Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

Мы снова обедали на открытой площадке кафетерия. Ник познакомил нас с двумя товарищами, с которыми он здесь подружился. У нас было такое чувство, будто мы их хорошо знали, так как встречались с их женами на сеансах групповой терапии. Джеймс – приветливый бизнесмен, красивый, рыжеволосый, с лицом, усыпанным веснушками, со спокойными уверенными манерами, напоминающими о цельных надежных персонажах Джимми Стюарта. Он сидел на викодине. Этот препарат ему назначили после операции на позвоночнике. До поступления в больницу Св. Елены он проглатывал до сорока таблеток в день. Другим приятелем Ника был сосед по комнате, шеф-повар Стивен, который стажировался у лучших профессионалов в области Залива[22]. По словам Ника, этот человек с волосами песочного цвета, косящими голубыми глазами и атлетическим телосложением перепробовал кучу наркотиков, но главным его пристрастием был алкоголь, который чуть не разрушил его брак и по крайней мере дважды ставил его на грань смерти. Когда ему было немного за тридцать, он уже пережил операцию на печени и поджелудочной железе из-за алкогольной интоксикации. Узнав, сколько ему лет, мы были в шоке. Он выглядел на все пятьдесят.

Мы сидели за длинными столами вместе с ними и их женами. Обе женщины показались нам добрыми, любящими и бесконечно усталыми. Ника, Джеймса и Стивена объединяли общее чувство юмора и отношения тесной близости и взаимной симпатии. В обычной жизни эти связи развиваются в течение месяцев или даже лет, но здесь, где душа человека выставлена на всеобщее обозрение, это происходит намного быстрее. И действительно, позже Ник рассказал нам, насколько важны для него отношения с Джеймсом и Стивеном.

– Прошлой ночью, когда все уже спали, мы пробрались в кухню больницы.

– Разве это разрешено? – спросила Карен.

– Да никому нет дела, – спокойно заявил Ник. – Позавчера Стивен приготовил суфле из артишоков и суп из лука-порея. А вчера у нас была курица «кордон блю». Я был помощником шеф-повара.

Мы обсудили с Ником утреннюю лекцию и ту, что была на прошлой неделе. Я спросил его, согласен ли он с тем, что зависимость – это болезнь и что он болен. Он пожал плечами.

– Я еще не решил.

– Если вернуться назад, когда это началось? – спросил я. – В Беркли?

– Господи, нет, конечно, – ответил он. – Раньше, гораздо раньше.

– Насколько раньше? Когда ты напился на озере Тахо? Когда в первый раз попробовал марихуану?

Помолчав минуту, он сказал:

– Может быть, в Париже.

Я кивнул и, вспомнив историю о язве, спросил:

– Что случилось в Париже?

Он признался, что языковые занятия в университете не могли соперничать с другими соблазнами этого города, включая обилие легко доступной выпивки. Французские официанты ничего не имели против того, чтобы шестнадцатилетней парень заказывал вино. В результате Ник проводил большую часть времени, подражая своим героям-пьяницам, но забыл о том, что им удавалось сочетать пьянство с литературным творчеством и живописью.

– Однажды ночью я так напился, что с трудом заполз в лодку, привязанную на берегу Сены, и отрубился. Я проспал в ней всю ночь, проснулся только на следующий день.

– Тебя ведь могли и убить.

Он внимательно посмотрел на меня.

– Знаю, – сказал он мрачно. – Когда я летел домой, я сунул несколько бутылок вина в чемодан. Но их хватило только на два-три дня. Я оказался в заднице. В Париже я каждый вечер ходил по барам и клубам, пил немерено. Но когда вернулся домой, я опять стал шестнадцатилетним подростком, учащимся старшей школы, живущим с вами, предками.

Он опустил глаза.

– Это было так странно. Я не мог достать выпивку, поэтому начал каждый день курить марихуану. Это было не совсем то же самое, но зато достать ее было легче.

– Как насчет тяжелых наркотиков? – спросил я, не уверенный в том, что хочу услышать ответ. – Когда ты взялся за них?

– Помнишь, как мы (он назвал имена приятелей и своей девушки) ушли после барбекю в день окончания школы? На вечеринке, куда мы пошли, был экстази. Я немного попробовал. Это был улет. Я почувствовал, как близок со всеми, вспомнил все эти долгие, бессмысленные прощания. После этого я принимал все, что мог достать, – экстази, ЛСД, грибы, а потом…

Он поднял на меня глаза.

– Потом кристалл. Когда я попробовал его, то почувствовал себя лучше, чем когда-либо в своей жизни.

В очередной раз мы собрались в большом конференц-зале, пациенты и члены их семей, для группового сеанса. Из кладовки принесли дополнительные стулья, чтобы разместить более пятидесяти человек. Привычный уже круг растянулся, превратившись в длинный изогнутый овал. Консультант открыла встречу, которая началась, как обычно, с представления присутствующих в зале. В зале, пропитанном негативными эмоциями: негодования, обиды, тревоги, печали и гнева.

– Я ни о чем не могу думать, кроме своей дочери. Я не могу избавиться от этих мыслей. Даже во сне я думаю о ней. Что я могу сделать? Эта тревога буквально поработила меня. Мне говорят, что я должна отпустить ситуацию, оставить все как есть, но как можно перестать беспокоиться за собственную дочь?