Красивый мальчик. Правдивая история отца, который боролся за сына

Утром мы отправились в колледж. Погода стояла теплая и солнечная. Семьи развозили студентов по спальным корпусам. Они подъезжали в автофургонах, универсалах, мы увидели даже лимузин, нагруженный чемоданами, кофрами со стереосистемой, ударной установкой и несколькими компьютерами.

Комната Ника находилась в спальном корпусе для «трезвенников», или «завязавших», маленькая, но комфортабельная. Оставив здесь вещи, мы, следуя указателям, отправились в центр кампуса на приветственное барбекю. Мы с Карен внимательно рассматривали приезжающих первокурсников, пытаясь выявить среди них потенциальных наркодилеров.

В конце трапезы к собравшимся обратились с речами деканы колледжа. После приветственного мероприятия я нашел начальницу отдела студентов и спросил ее, как обстоят дела с наркотиками в колледже, объяснив, что мой сын недавно прошел два курса реабилитации. Она признала, что марихуану употребляют повсеместно, но верно подметила, что «наркотики заполонили все колледжи Америки и все города, поэтому молодые люди должны научиться жить среди них».

Декан направила меня к руководителю медицинской службы колледжа, которая записала для меня свое имя и номер телефона и сказала, что поможет Нику, насколько это в ее силах. Она проводит его на собрание участников программы «12 шагов» и познакомит с другими студентами, которые находятся в процессе реабилитации. «Он не один такой, – сказала она. – У нас есть достаточно развитая система поддержки для тех, кому она нужна».

⁂

– Привет, пап, – Ник позвонил по телефону, когда мы с Карен вернулись в Калифорнию, – это я, Ник.

Он звонил из спального корпуса. Слушая его голос, я представлял его в поношенной футболке, в мешковатых грязных штанах, которые поддерживает на бедрах черный ремень с металлическими заклепками, в конверсах, вьющиеся волосы отброшены назад, чтобы не падали на глаза. Судя по голосу, он с энтузиазмом отнесся к занятиям в колледже. Снова исполненный надежд, я продолжал предаваться отвлеченным оптимистическим фантазиям, даже когда мы закончили разговор. Я представил, как он идет по кампусу на занятия со своим рюкзаком. Я слышал его голос и представлял, как он участвует в дискуссиях о диалектике империализма, о Ницше, Канте и Прусте.

Месяц спустя, когда он позвонил, вроде бы у него все было хорошо. Но я расслышал его нервное дыхание. Прежде чем он повесил трубку, я услышал, как он вздохнул. Я понимал, что ему нелегко. Он снова старался делать все возможное и невозможное, чтобы адаптироваться к новым условиям.

Помимо занятий, он регулярно встречался с консультантом по вопросам употребления наркотиков и алкоголя, которого ему рекомендовали в колледже. Как мы и договаривались, он начал посещать собрания анонимных алкоголиков, нашел себе наставника, старшекурсника из Массачусетского университета. Он вел группу студентов, которых приглашал каждое воскресное утро к себе в дом на кофе и маффины и проводил с ними собрание по программе реабилитации.

Ник регулярно отчитывался о том, что делает, и у меня на душе стало немного легче. Когда его жизнь почти вошла в нормальную колею, он начал рассказывать о своих преподавателях. О своих новых друзьях. О собраниях анонимных алкоголиков и анонимных наркоманов, которые он посещал в течение недели.

Еще через месяц Ник перестал отвечать на мои телефонные звонки. Я сразу предположил, что у него произошел рецидив. Несмотря на все его заверения и, возможно (хотя я и не уверен), благие намерения, несмотря на общежитие для «трезвенников» (которое на самом деле таковым не являлось, как с досадой утверждал Ник, потому что по ночам в пятницу и в субботу слышны были характерные звуки пьянки, кто-то падал, кто-то ходил спотыкаясь, кого-то рвало), у него не было особых шансов на успех.

Конечно, это была чистая авантюра – отправлять его в колледж так скоро после клиники. Хотя все, включая консультантов-психологов в больнице Св. Елены, поддержали наш план, ведь он так горячо убеждал нас, что мечтает об учебе и будет держаться изо всех сил.

Я попросил своего друга, который собирался в Амхерст, навестить его и проверить, как у него дела. Он обнаружил Ника, укрывшегося в своей комнате, явно под кайфом.

Я собрался осуществить свою угрозу и лишить Ника материальной поддержки, но сначала позвонил консультанту медицинской службы колледжа, чтобы обсудить с ней сложившуюся ситуацию. Я представил, как она сидит за своим столом, рядом тикает обогреватель, снежинки медленно кружатся за окном.

Я сообщил ей о рецидиве у Ника, но ее ответ крайне удивил меня. Она посоветовала проявить терпение, объясняя, что часто «рецидив бывает частью процесса реабилитации».

Весьма неожиданная концепция. Все равно что сказать, что авиакатастрофа – хорошая тренировка для летчиков. И в наркологическом центре «Олхофф», и в больнице Св. Елены я слышал, что рецидивы затрудняют восстановление наркозависимых из-за прогрессирующего характера болезни.