Красная гиена

– У меня нет времени на гипотезы из мыльной оперы. Я думал, вы позвали нас ради чего-то серьезного.

Прокурор размашистым шагом выходит из комнаты, оставляя дверь открытой. Со своего места секретарша Мигеля Переды наблюдает за растерянными лицами Эстебана дель Валье и судьи Кастильо. Эстебан замечает ее взгляд.

– Я постараюсь навести справки о Хулиане Конде, – говорит Кастильо.

Судмедэксперт медленно кивает и, пожав руку судье, уходит.

Семнадцатый фрагмент

Сегодня утром я принял просроченный аспирин – увидел дату, лишь когда возвращал коробку на место. Я побежал в ванную и засунул палец в рот; надеюсь, мне удалось отрыгнуть все. Мысль о том, как именно я умру, превратилась в навязчивую идею; я столько раз наблюдал за чужой смертью, что не могу не думать о собственной. В этом я неоригинален: судя по всему, люди – единственный вид, озабоченный будущим и смертью (хотя, возможно, однажды наука докажет обратное).

Странно, что у меня нашелся просроченный аспирин: еще одна моя навязчивая идея – сроки годности.

Одинокие шесть месяцев, которые я провожу в столице, наводят на подобные мысли; быть может, стоит переехать к Элене.

Я не раз представлял, как умру здесь, а мое смердящее, изъеденное червями тело найдут через много дней. Свидетельство того, что я не осуществил вышесказанное и некому позаботиться о моих останках. Беспокойство передалось мне от Лупиты, проститутки из коммунального дома. Мы с ней продолжали видеться после того, как покинули комнату Исабель. Она стала единственной, с кем я свободно мог говорить о своих родителях, потому что беседа с Рамоном больше походила на интервью.

Я подкараулил Лупиту через шесть месяцев после смерти матери. Дождался, пока она выйдет из дома: у меня так и не хватило смелости появиться там снова.

– Что ты здесь делаешь, малыш? – спросила она, поравнявшись со мной.

– Жду тебя.

– И для чего же?

– Поговорить.

В течение дня Лупита выполняла поручения, покупала еду, отсыпалась, навещала парочку «коллег», как она их называла: в результате побоев от клиентов женщины стали инвалидами и жили на благотворительность. Лупита бросила работу в борделе, когда их начали закрывать по решению властей. Она оплачивала комнату на Калье-де-Месонес, потому что там жила ее мать, а после смерти матери и закрытия публичных домов занялась уличной проституцией. Некоторое время Лупита подрабатывала в борделе, который притворялся салоном, затем хозяйка, давняя знакомая, открыла в качестве прикрытия ресторан и звала ее, когда появлялись клиенты. Как-то раз Лупита поведала мне, что одно время трудилась в роскошном заведении и получала до семидесяти пяти песо за клиента. Она платила фиксированную сумму полиции, чтобы ей позволяли работать, и определенный процент владельцам отелей, а на оставшиеся деньги жила, пока однажды ее не арестовали. Уличная проституция подразумевает недобросовестную конкуренцию, в результате чего Лупита попала в полицейский участок. Сутенер, оплативший штраф, потребовал вернуть долг в тройном размере.

* * *

– Как ты без мамы, малыш? Веришь или нет, нам с товарками ее не хватает. Она многим помогла с залетами. Всего одна умерла.

– Одна?

– Мы знали о риске, твоя мать не была врачом. От врачей помощи не дождешься, они дерут не по-божески и тоже не гарантируют, что все пройдет гладко и мы выживем.

Лупита мечтала, чтобы ей устроили хорошие похороны с «приличной могилой», как она выражалась, и откладывала на это деньги. «Приличная могила, малыш», – повторяла она во время наших бесед.

Было бы пошлостью сказать, что я потерял с ней девственность: я предпочитаю думать, что таким образом заключил договор присутствовать на ее похоронах.

Хулиан убил ее 12 декабря. Срок истребования, так беспокоивший Лупиту, наступил во вторник. В день своей покровительницы она отправилась в район Ла-Вилла, чтобы помолиться Деве Марии Гваделупской. Минуло три месяца после смерти Пилар Руис.

Однажды Хулиан появился с медальоном святого Раймунда Нонната, покровителя беременных женщин и нерожденных детей[38], которому Лупита каждый день вверяла души своих двух некрещенных младенцев. «Вверяю их тебе», – говорила она, целуя медальон, который сегодня висит на моей шее.

Хулиан не возвращался домой несколько дней; я работал, занятый наполовину мыслями о брате, наполовину – написанием полицейских заметок о грабежах и преступлениях на почве страсти. Иногда ссылался на убийства Святых, чтобы подогревать интерес читателей: я был уверен, что в любой момент Хулиан снова убьет.

– Ты убил Лупиту, ублюдок? За что?

Он не ответил и положил медальон на простыню. Уже рассвело, когда он разбудил меня: открыв глаза, я увидел болтающуюся перед лицом цепочку.

Я бросился на брата, повалил на пол и хотел ударить, как вдруг он поднял руку и сказал:

– Хочешь знать, где она?

Я замер как вкопанный.

– У стены похоронного бюро в районе Докторес. Если поторопишься, найдешь ее первым.

Хулиан дал точный адрес, и мне не составило труда ее отыскать.