Красная карма

Николь подумала, что вряд ли назвала бы эту дыру «лучшим местом на земле».

– Когда я был мальчишкой, – продолжал он, – и мы голодали, я искал змей под камнями, играл с собакой, а когда видел в небе самолет, суеверно плевал на землю. Я был одиноким ребенком, и, сколько себя помню, мне хотелось слопать весь мир. Мои родители, фермеры, не вылезали из нужды, и это было моим самым сильным стимулом. А потом началась война. Я был еще мальчишкой, но все-таки добился, чтобы меня взяли на фронт, и участвовал в высадке в Нормандии. Никаких воспоминаний, кроме одного: мы победили. Всего лишь по одной причине: мы – американцы и мы самые сильные. Потом я смог благодаря стипендии получить высшее образование. Повторю: это было благословенное время, когда вернулся оптимизм – несмотря на нацизм, несмотря на Хиросиму. Деньги падали на нас как манна небесная, возможности были безграничны. Сначала я занялся финансами, потом – нефтью. В то время я уже был женат на однокласснице. Что она, что я, мы были совершенными детьми. И неплохо жили – с холодильником и «крайслером»… Господи, да я чувствовал себя королем!

Он на минуту замолчал, держа обеими руками трубку и глядя на нее так, словно это был заряженный кольт.

– Для работы у меня были все необходимые качества. Считается, что успеха добиваются только хищники, убийцы и циники. Но так думают неудачники. Подобные мерзавцы способны лишь наживать себе врагов. Да, надо быть жестким, но при этом надо уметь улыбаться. Уметь сохранять в себе главное – человечность. И я обладал многими нужными талантами: интуицией, эмпатией, интеллектом. Хотя при необходимости мог быть безжалостным. Железная рука в бархатной перчатке… или наоборот… это, в сущности, одно и то же. Единственная важная вещь – сделать так, чтобы другие помогали тебе в достижении успеха, будучи уверены, что действуют и в собственных интересах, пусть и на своем уровне.

Николь, у которой уже мутилось в голове, бросила на него косой взгляд, означающий, что она приехала в Королевство не для участия в семинаре по менеджменту.

– И так, мало-помалу, – продолжал он, – я начал понимать. О, это произошло не в один день. По-итальянски говорят «Tuttii mestieri danno il pane».

– Что по-французски значит: «Всякая профессия хороша».

– Yes. Это, наверное, самая глупая пословица из всех, какие я знаю, потому что практически все профессии плохи. И моя, хоть мне и удавалось копить доллары, тоже.

Николь сделала еще затяжку – голос американца доносился словно издалека.

– Как раз в то время один близкий друг позвал меня в Западную Бенгалию. И я подумал: а почему бы и нет? Это было в начале шестидесятых. Он встретил меня в аэропорту Калькутты на «фольксвагене-комби». Я его не узнал. Раньше он был корпоративным адвокатом в Филадельфии. В те годы его лицо не покидало выражение фальшивого довольства, за которым всегда скрывается уверенность, что человек тратит свою жизнь впустую. Теперь же он полностью изменился. Загорелый, радостный, одетый, как индусы; он выглядел так, словно его поразила молния и сожгла в его душе все токсины, все идеи и убеждения, которые нас отравляют. Мы отправились в путь. Его «комби» был оснащен устройством по проигрыванию аудиозаписей, что в то время было техническим прорывом. Он включил мне записи Матери. Она говорила по-французски, и звук был так себе. Я ничего не понимал, но голос меня взволновал. За этими словами я чувствовал ответы на вопросы, которые мне никогда не удавалось сформулировать… Друг рассказал мне всю историю. Рассказал о Матери. О Ронде. О Королевстве. Это уникальное место, которое не меняет души, а, наоборот, питается душами, в нем обитающими. Я сказал своему приятелю: «Хочу туда поехать». Он расхохотался и ответил: «А как ты думаешь, куда я тебя везу?»

Наступило молчание. Николь, словившая кайф, закрыла глаза и представила себе сцену из фильма на большом экране – в цвете, в насыщенных пурпурных тонах, как в фильмах Дугласа Сирка… На этих кадрах были тепло ашрама, оранжевый шафран счастья, мякоть мудрости, которая пульсировала, как живой орган…

Внезапно Ричард встал и предложил:

– Пойдем. Я покажу тебе.

121

Николь с трудом поднялась и, пошатываясь, последовала за великаном по тропинке. Сначала она не заметила других бунгало, тянущихся по склону за рядами елей. Почти курортный поселок, где каждый – это чувствовалось – мог укрыться от других.

Ее поразила одна деталь: хвойные деревья вокруг бунгало были высажены кругами. Символика считывалась сама собой: Ронда.

– А твоя семья? – спросила Николь, с трудом выговаривая слова.

– Семья – это еще один источник грехов среди прочих. Еще одна иллюзия. Может быть, самая опасная, потому что заставляет человека чувствовать себя виноватым, заставляет снова и снова идти на компромисс…

– Так что же тогда остается?

– Молитва.

Они спускались по дорожке, которая петляла среди густых рощ и хвойных деревьев, прямых, как буква «I». Цветущие кусты приветствовали их яркими красками, точно болельщики на обочинах во время гонки «Тур де Франс».