Красная карма

Они добрались до станции метро «Шато-Руж». Миссия располагалась в конце улочки, в тупике. При виде этого квартала складывалось впечатление, что Париж многовековой давности, с его кричащей бедностью, никуда не девался. Казалось, из-за угла вот-вот появится шайка «кочегаров» – разбойников, истязавших своих жертв огнем, или стайка фальшивых нищих, явившихся прямиком из восемнадцатого века.

– Вот здесь ты вырос? – ошеломленно спросила Николь.

Мерш обвел взглядом кирпичное здание, замыкавшее тупик и плохо мощенную мостовую:

– Вроде того…

Единственным положительным качеством, которое он признавал за матерью, была ее деловая хватка. Через несколько лет усилий ей удалось приобрести для своей «Миссии» этот дом-развалюху. Вскоре заведение включили в список общественно полезных и разрешили ей собирать пожертвования и получать имущество по завещаниям. Искусно управляя этой убогой экономикой, она добилась для «Миссии» статуса приюта. Организовала собственный бизнес по предоставлению утешения и теплого супа.

Они вошли в холл. В горле запершило от душного смрада: воняло мочой, эфиром, картофельными очистками, лекарствами и бог знает чем еще. Стены украшали распятия и фигурки святых. Линолеум лип к подошвам, а царившая здесь чистота навевала тоску.

Они прошли мимо куч каких-то лохмотьев, мимо обитателей приюта с их неприятными физиономиями: на каждой читалось благочестие и покорность, к которым, если приглядеться, примешивались глубокое удовлетворение и даже гордость.

– Ты здесь, сын мой.

Мерш оглянулся и стиснул зубы: перед ними стояла его мать – совсем маленькая, худая как щепка. До чего же она высокопарна…

В молодости мать, несомненно, была красива, но теперь ее лицо иссохло, потемнело, в нем проглянуло что-то обезьянье. Слишком бледные брови, бескровные губы, выступающие челюсти… С годами ее черты огрубели, а в выражении появилось что-то дикое, что напрочь вытеснило былую женскую привлекательность этой страдалицы, чтобы не сказать страстотерпицы.

На смуглой коже Симоны Валан было множество светлых и почти незаметных шрамов, которые выглядели простыми царапинами, – Жан-Луи не знал, откуда они взялись. Но при ярком свете создавалось впечатление, что смотришь на древесную кору, на которой мимолетные любовники вырезали свои автографы.

Мерш коротко представил Николь, пояснив, что она – друг Эрве. Девушка помимо своей воли склонилась в легком реверансе, как ее научили в монастыре.

– Я приехал поговорить с тобой об Эрве, – объявил Жан-Луи без лишних предисловий.

– Храни его Господь!

Из столовой доносилось громыхание посуды: кувшинов из нержавейки, небьющихся стаканов из пирекса, алюминиевых мисок… И волнами неумолимо наплывал тяжелый запах горелого жира.

– Только не начинай с этих идиотских фраз. Что происходит?

– Пойдем в молельню.

83

Они зашли в комнату с белыми стенами, в которой стоял свой собственный запах – мокрой штукатурки. Неизменное распятие, разномастная мебель, словно купленная по случаю на блошином рынке. В углу сгрудились стулья, точнее, скамеечки для молитвы.

– Садитесь.

Они сели за длинный стол, заставленный завернутыми в газету тарелками и другой посудой. Вся эта угнетающая обстановка больше на Мерша не действовала – он уже давно ее не замечал.

– Что это еще за хрень с Эрве?

– Я не могу об этом говорить.

– Тебе не удастся от меня отделаться.

– Ничего не могу сказать, потому что ничего не знаю.

– Его похитили.

– Я в курсе, мне звонила твоя бабушка.

«Твоя бабушка»! Мать всегда радела за то, чтобы в семье все выглядело «прилично», но о каких приличиях можно было говорить?! Если на свете и существовала неприличная семья, то, уж конечно, их собственная. И это Мерш еще многого не знал…

– Эрве похитили два индуса при соучастии Одетты, – бросил он. – Скорее всего, он уже в Калькутте, в чьих руках – неизвестно. Кроме того, я сейчас расследую два убийства в Париже, которые тоже связаны с индуизмом, и, голову даю на отсечение, это не просто совпадение. Поэтому еще раз: что ты можешь рассказать мне об этой грязной истории? Как в ней замешан Эрве?

Сидя напротив, Симона скорбно приложила руку ко лбу. В старой вязаной кофте, с холщовым фартуком, она выглядела откровенно нелепо. Мерш разглядывал шрамы, избороздившие ее темное лицо, – он и забыл, что их так много.

– Эрве в безопасности, – пробормотала она.

Значит, он не ошибся: Индия, убийства, похищение – все это связано с его матерью. Какое-то безумие.

– Тебе известно, где он?

– Думаю, он находится под защитой духовной общины.

– Какой еще общины?

Слова вылетали у него изо рта и царапали нёбо, как острые булавки.

– Саламата Кришны Самадхи. Это очень серьезная, солидная организация.

– Ты что, издеваешься?

Она сложила ладони, словно собираясь молиться. Мерша так и подмывало грохнуть что-нибудь об пол.

– Я всегда была открыта экуменизму, – призналась она покаянным тоном, однако в ее голосе чувствовалась снисходительность к самой себе. – Меня интересовало не только христианство, но и другие религии.

– Индуизм?

– Да.

– Как это связано с Эрве?

– Это связано с его отцом.