Наконец-то в ее жизни случилось хоть что-то. И не какая-нибудь там ерунда. Все это началось со страха, продолжилось чистым ужасом и пришло к полной неизвестности, но теперь она летит в столицу Западной Бенгалии Калькутту вместе с человеком, которого едва знает, и уверена только в одном: с ней происходит нечто необыкновенное.
По сути, Николь никогда не обманывалась по поводу своих истинных устремлений: под всей этой революционной шелухой и робкими попытками примерить на себя буддизм в ней всегда вибрировало одно желание: испытать жизнь на высоких оборотах. Оно охватило ее вовсе не вчера: еще на школьной скамье откровением для нее стали строки Бодлера: «И бездна нас влечет. Ад, Рай – не все равно ли? Мы новый мир найдем в безвестной глубине!»[91]
Итак, прочь сомнения: в ад, пусть и экономклассом…
– Дай мне свой паспорт.
Они стояли перед стойкой регистрации компании «Эр Индия». У Мерша не было паспорта, но, будучи полицейским и бывшим военным, он проявил находчивость, выложив перед сотрудницей целый ворох бумаг с печатями.
Николь обернулась и мысленно сфотографировала обстановку: в этом знаменитом Южном терминале, построенном меньше десяти лет назад, посещаемость была даже выше, чем на Эйфелевой башне… Она отмечала каждую деталь: ряды ярких потолочных светильников в виде ртутных пластин, прозрачные оконные проемы (терминал был спланирован как своеобразная зеркальная галерея), особенности архитектуры, в которой доминировали симметричные линии и кинетические эффекты. Находиться здесь уже означало причалить к берегам нового мира, освободившись от ограничений времени и пространства.
– Иди за мной.
Сыщик делал вид, что он здесь как дома и знает все ходы и выходы, но Николь подозревала, что до сегодняшнего дня он никогда не бывал в Орли. Если он куда и летал, то с какого-нибудь военного аэропорта в Алжир, в самолете, где сидел, как в консервной банке, со всех сторон зажатый такими же сардинами в форме цвета хаки.
Николь как раз хорошо знала этот терминал: она путешествовала с родителями по всей Европе и в одиночку – в Соединенные Штаты. Но она послушно пошла за Мершем – и чтобы сделать ему приятное, и из тайного удовольствия почувствовать, что ее ведет сильная мужская рука.
В ожидании вылета девушка сидела молча, погруженная в свои мечты. Она уже давно грезила Индией – невозможно в 1968 году быть буддисткой, интеллектуалкой, принимать галлюциногены и не мечтать побывать в самом сердце мистицизма. Но она отправлялась в путешествие, которое сулило ужас и насилие. Одно было совершенно ясно уже сейчас: скучать в Калькутте не придется.
– Как ты? Нормально себя чувствуешь?
Мерш наклонился над ней, как отец над ребенком.
Она улыбнулась в ответ и отметила про себя, что он одет так, как одеваются в тропиках… по крайней мере, в его представлении: в рубашку цвета хаки (наверняка сохранившуюся с алжирских времен) и песочного цвета куртку военного покроя. Этакий ветеран с длинными волосами и бакенбардами; он вполне мог сойти за приверженца контркультуры, направляющегося в рай каннабиса и медитации.
В самолете Николь пристегнула ремень, сжала подлокотники кресла и почувствовала, что на один шаг приблизилась к своей мечте.
Несколько месяцев назад она прочла эротический роман «Эмманюэль», написанный Эмманюэль Арсан и продававшийся из-под полы. Книжка начиналась сексуальной сценой в кабине самолета. А вдруг во время полета, когда погасят свет, Мерш набросится на нее?
Она никогда и никому не призналась бы, что из всех безумств, пережитых ею в последние три дня, на первом месте была их вчерашняя несостоявшаяся ночь любви…
Воспоминание об этих волосатых лапах, обжигающем дыхании на шее и тяжести на животе до сих пор вызывало у нее трепет… Черт возьми, может, она просто очередная дурочка, жадная до любовных приключений, но сама не знающая, чего хочет?
Воркующий голос сообщил о взлете. Николь закрыла глаза, охваченная то ли восторженным ужасом, то ли тревожным упоением. Ее убеждение окончательно окрепло: в том, что касалось чувств, буддистка и революционерка напоминала глуповатую героиню фильма Жака Деми, полного нежных красок и приторной любви.
Как в «Девушках из Рошфора», она могла бы спеть:
В Дум-Думе, аэропорте Калькутты, Николь изо всех сил старалась быть внимательной. Несмотря на продолжительный полет, который вместе с промежуточными посадками длился больше двадцати часов, несмотря на разницу во времени и тошноту, которая никак не отпускала, несмотря на состояние непрерывного изумления – казалось, отныне оно с ней навсегда, – она стремилась запомнить свои первые впечатления в мельчайших подробностях.
Пока они были смутными.