Подняв глаза, юноша заметил на ее лбу, между бровями, красный кружочек. И эта простая деталь напомнила ему Париж, садху, а… Господи, что он здесь делает? Неужели ему грозит опасность?
– А еще я немного причастна к кино! – гордо объявила девушка. – И даже играла в одном французском фильме Жана Ренуара. Он назывался «Река» – помните такой? В то время я была еще маленькой девочкой, но как же я была счастлива! Французская съемочная группа приехала в окрестности Калькутты, прямо на берег Ганга, представляете?
Эрве машинально кивал, сам не зная чему: то ли абсолютному безумию этой минуты, то ли неожиданному упоминанию о его родине. Он помнил, что смотрел этот фильм…
Абха пристально, с легкой иронией разглядывала юношу. Он выдержал ее взгляд – смотреть на нее было все равно что созерцать кинообраз, вибрацию света, выявляющего формы, линии, миражи, менявшиеся каждую секунду.
– Так вот почему вы так хорошо говорите по-французски?
– О нет, я говорю на нем с самого детства. Мы с братом учили его в Париже. Но это длинная история, Гоппи сам вам ее расскажет…
– Гоппи?
– Это настоящее имя моего брата, – ответила девушка и снова засмеялась. – Повторяю вам: все это сложно!
– Ну и когда я буду иметь честь встретиться с ним?
– Скоро. Не беспокойтесь.
– А я и не беспокоюсь, – солгал Эрве.
Впрочем, он и впрямь почти не лгал: у него и сил-то не было пугаться, маяться сомнениями…
– А теперь поешьте, – приказала Абха с новым поклоном. – Вам нужно набраться сил.
– Не уходите, – попросил Эрве; при мысли о том, что он снова останется один, у него перехватывало горло. – Расскажите еще немножко о себе.
Лицо девушки осветила шаловливая улыбка.
– Да мне особо и нечего рассказывать.
– Разве?
– Ну, я уже сказала вам, что мы жили в Париже. А потом я вернулась в Индию и поступила в школу танца Рукмини Деви Арундаль.
– Никогда не слышал о такой.
– Здесь, в Индии, она очень известна.
– А вы… вы замужем?
Он и сам не знал, почему задал этот вопрос. Ему казалось, что Абха не принадлежит к миру обязательных законов, отягощенных бюрократическими обычаями. Однако она ответила:
– Да, я была замужем.
И по ее смуглому лицу пробежала тень, отчего все его черты на миг обострились, стали резче. Как будто кто-то провел острым ножом по темной древесной коре.
– Но я развелась с мужем, и у меня все хорошо!
– А теперь?
– Теперь я помогаю брату.
– Так это у вас община?
– Ну, в каком-то смысле да, но повторяю: Гоппи не хочет быть учителем, духовным отцом. Его учение основано на открытом диалоге, на освобождении личности.
– Значит, он все же в каком-то смысле гуру…
Молодая женщина подошла ближе (мягкость ее движений не сочеталась с резким ароматом духов) и положила руку на плечо Эрве. Ее смуглая золотистая кожа едва проглядывала из-под множества металлических браслетов. Рене чуть не задохнулся от прилива чувственности: в этот миг за него думало его тело.
– А вы типичный француз, – сказала она.
– Француз? Что это значит для вас?
– Человек, который всегда хочет быть правым.
С этими словами она отступила назад и указала на столик:
– Вот тут звонок. Если вам что-то понадобится, я приду.
Внезапно она опустилась перед Эрве на колени и взяла его за руки. Теперь ее лицо было серьезным.
Эрве никогда не бывал в индуистских храмах, но был уверен, что именно так смотрят тамошние статуи.
– Вы должны обещать мне одну вещь.
– Что именно?
– Не пытаться бежать. Оставаться здесь.
Эрве отвел от нее глаза: слишком уж близко она сейчас была, слишком уж красива. И потом, этот аромат корицы…
– Обещайте!
– Хорошо, я обещаю.
Абха поднялась и отступила к двери мелкими шажками, под звон своих серебряных украшений, не спуская с него глаз.
– Я скоро вернусь, – таинственно прошептала она.
Затем грациозно повернулась и исчезла, оставив Эрве с разинутым ртом. Миг спустя он услышал щелчок ключа в замочной скважине.
Юноша снова подошел к окну, словно хотел убедиться в крепости решетки. Там, снаружи, был запущенный сад: чахлые кусты, согбенные пальмы; казалось, растительность обесцвечена жгучим солнцем, жарой, засухой…
Эрве отшатнулся, словно его ослепили весь этот свет, вся эта безумная эпопея. Подойдя к кровати, он рухнул на нее, стиснул голову руками и горько разрыдался.
Им повезло: во второй половине дня был рейс в Калькутту; вернее, сначала в Лондон, а уж потом – в столицу Бенгалии. Едва проснувшись, Мерш прилип к красивому телефону в гостиной квартиры Николь, вызнавая насчет Калькутты. Не правда ли, хорошая мысль? Выбора у него не было: в первую очередь нужно было спасать братишку. А Берто в любом случае продолжит расследование в Париже; кроме того, интуиция подсказывала Мершу, что убийства, скорее всего, продолжатся не здесь, а в Калькутте. Потому что именно там находился сейчас Эрве.