Красная карма

– Ты что, ездила на Восток? – спросил он, проглотив свой виски.

– Нет.

– А где ж ты взяла весь этот хлам?

– На площади Сен-Мишель.

Мерш усмехнулся. Николь набросила шаль на абажур торшера возле своей кровати, как всегда делала во время курения, затем поставила на проигрыватель свою любимую нынче пластинку – «Sounds of Silence» Саймона и Гарфанкела:

Hello darkness, my old friend
I’ve come to talk with you again…

[85]

Она и сама не понимала, с какой стати устроила всю эту церемонию, несмотря на присутствие постороннего человека у себя в спальне. Может, для того, чтобы полнее ощутить свое существование, напомнить Мершу о том, что она здесь, рядом, чтобы он не расхаживал по ее комнате с таким видом, будто попал в лавку дешевой мишуры.

– Ну-ка, снимай обувь! – скомандовала она.

– Пардон, – извинился он и скинул бутсы.

Сделав несколько затяжек, она протянула косяк Мершу; он уселся на пол возле кровати и закурил, выпуская густые клубы дыма. Девушке вспомнилась «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум» Томаса Де Квинси[86], о которой она узнала из «Искусственного рая» Бодлера. Этот сыщик с замашками гангстера отличался точно таким же мрачным, крутым, нелюдимым нравом… Господи, о чем она только думает?!

Мерш откинулся назад, опершись головой о кровать рядом с голыми ногами Николь.

– Эй, поаккуратней – это покрывало из Непала!

Сыщик ухмыльнулся:

– Ну и что?

– А то, что ты его засалишь своими жирными волосами.

В ответ он опять засмеялся. И Николь тоже решила расслабиться, чему немало способствовал аромат тлеющей конопли. Забрав у Мерша косяк, она растянулась на кровати, как делала всякий раз, когда дурманные пары ударяли ей в голову.

Ни о чем больше не думать.

Остановить мгновение…

Внезапно Мерш взял ее за руку, и это было подобно тревожному звонку.

Стоит только слегка повернуть вокруг оси трубку калейдоскопа, как крошечные цветные кусочки стекла неожиданно образуют новый пестрый узор невиданной доселе конфигурации.

Вот и комната Николь в этот момент повернулась точно так же, и в полумраке металлические, матерчатые, деревянные предметы неожиданно сложились… сложились безупречно и симметрично.

Этот миг настал: рука Мерша, до сих пор мягкая, вдруг напряглась, стиснула ее пальцы, а потом потянула к себе всю кисть.

И тут окружающие ее привычные вещи слились в новую фигуру… одну… потом другую…

Его губы, прильнувшие к ее губам… Влажное тепло, смешавшееся с теплом ее собственной слюны… Пестрая, ослепительная, психоделическая вселенная, проскользнувшая под ее сомкнутые веки. Искры повсюду… искры или звезды?..

«Он меня целует», – мысленно твердила она себе, пытаясь осознать смысл этих слов.

На память ей пришли слова Гупты: «Если даже мы не понимаем, что конкретно происходит, мы всегда проникаем в природу непознаваемого».

Вот и теперь неоспоримо было только одно: она возвращала ему поцелуй со всей страстью, со всем жаром, на которые была способна, – иными словами, не особенно пылко, ибо чувствовала себя настолько вялой и апатичной, что все ее усилия пропадали втуне…

Они соскользнули с кровати на пол, стащив за собой туда же непальское покрывало. А Мерш все целовал и целовал ее, почти не давая передохнуть, прижимая к себе и в то же время выталкивая в какую-то неведомую вселенную, в горячую и темную область ощущений, где она могла познать сладкое торжество плоти, мгновения любви, высшего накала чувств.

Сейчас под ее все еще сомкнутыми веками проносились где-то высоко-высоко – словно под потолком Оперы или под сводами собора – образы, подобные фрескам, но ничего общего не имевшие с ангелами или сильфидами… Нет, на нее надвигались жуткие видения, отметившие недавние дни… Тело Сюзанны, ее внутренности, укусы на коже… Труп Сесиль, привязанный к дереву и выпустивший наружу собственные кишки…

Они катались по паркету. Теперь Николь судорожно цеплялась за Мерша, изо всех сил вонзала ногти в его спину.

Она пыталась войти в ритм танца или парного номера на арене, ибо любовная схватка требует участия обоих партнеров, а ей тоже хотелось добавить свою долю в возбуждение, которое испытывали они оба.

И вот наконец все ее существо вырвалось на волю: она сбежала из своего тела, чтобы заполнить чувствами целую комнату. Безделушки вздрагивали и звенели под ласками мужчины. Потолок содрогался от биения его сердца. Пол вздымался… о господи! – по мере того, как она выгибалась, чтобы укрепить и продлить контакт с этим тяжелым, душившим ее телом…

Сигнал тревоги: Мерш – эта невидимая сила, заряженная желанием, точно грозовая туча электричеством, – перешел в атаку; его руки, словно горячие течения в морской бездне, вздымали полы ее юбки все выше и выше, до самых трусиков, тонкая ткань которых становилась коралловым рифом, Рубиконом, красной линией…

Николь ужаснулась; слова теснились у нее в голове, будто ропот толпы или несвязное бормотание в исповедальне – еле слышное, испуганное, паническое. Неведомое…

– Подожди! – приказала она.

Но руки продолжали подниматься, шарить по телу.

– Подожди, слышишь?