Красная Казанова

-    Обронил? - недоверчиво переспросил «сторож» и поманив ГПОТа корявым пальцем с грязным ногтем, задышал в лицо перегаром. - У нас, в восемнадцатом годе, тоже тёрси один у провиантских складов. Кало­шу, мол, потерял. Ну разыскали мы, ясный крендель, калошу-то, а она, аглицкая!

-      Чего болтаешь, дед, язык без костей! Какая, аглицкая? Глаза-то протри!

Действительно, калоша Прохора Филипповича была вполне благонадёжная, фабрики «Красный треу­гольник», но пьяный так легко отступать не собирался.

-     А ты не кричи, потому, я при исполнении. Ис­топником тут. Значит, обязан за порядком наблюдать, шобы усё по закону. Шоб ежели лазутчик, то тебе по­ложена иностранная амуниция. А то, всяк повадиться в нашинском, в кровью добытом… - истопник стукнул кулаком в грудь. - Может, я на водку имею права спро­сить, за оскорблённое патриотическое чуйство.

Дабы избежать лишнего шума, главный по обще­ственному транспорту полез в карман. Но получив на опохмел, бдительный патриот только утвердился в сво­их подозрениях, принявшись довольно фамильярно подмигивать и (к ужасу Прохора Филипповича) вели­чать его то «благородием», то «превосходительством».

-      Ты, твоё благородие, не боись. Я с энтой вла­стью разошёлся во взглядах. Они, сучьи дети, мине но­вых пимов не выдали.

-    Какое…

-     У тебе, говорят, без того жарко, незачем, гово­рят. А мы, лучше, твои пимы возьмём да и отдадим на светлое будущее. Мать их!

-     .. .какое я тебе благородие?! Очумел, что ли?!

-     Да, брось. Я, ведь, враз смекнул… Облик у тебя больно генеральский. А с энтих, - истопник махнул ру­кой куда-то в крапиву, - никакого вида. Не-е… Вот при хозяевах-кровососах был инженер. На брюхе цепочка, такой собака важный, подойти страшно. А у тапереш- них, очкастый, тощий как блоха, ти-тити, ти-тити… Я ему и на комячейке высказал. Ты, говорю, консо… Ты консо-мо-лец, а я партейный и мине… Неважно мине, шо ты инженер. Мы не для того вас, подлецов, учили, шобы без пимов кочегарить. Губошлеп, растудыть…

-    Губошлёп, значит? Худой, очкастый… А по фа­милии как, не Кульков часом?

-     Хе, и говорит, не контра. Взять бы тебя, да рас­стрелять для порядка. Счастье, шо я с энтой властью… А-а, ладно. Тебе инженер нужон? Забирай! Но и меня не позабудь.

Главный по общественному транспорту снова по­лез в карман, но истопник замотал нечёсаной головой.

-     Пого-одь, эт само собой, но я имею насущную необходимость проделать с им, за пимы, одну штуку. Помню, под Екатеринославом стояли, был у нас в ди­визии Исламка-татарин, - пьяный подпустил в голос дрожи, уронил слезу. - Хороший татарин, улыбчивый, всё «ёк» да «ёк». Мы над им часто так шутковали. Слу­чалось, раза по три на дню.

-    Что ж это, за шутка такая? - осторожно поинте­ресовался Прохор Филиппович.

-     Весёлая шутка, большевистская. Сам увидишь. Я б без подмоги управился, да сноровка моя уже не та, а инженер, шустрый-шельма, как таракан, его попри­держать бы, пока к месту поспею. Тут точность важ­на…

-    Точность?

-     Ты слушай! Консо-консомолец твой…, наш то есть, по чётным числам ходит в столовку «Светлый путь». По площади, мимо забора. Талон значит ему положен. Ты его останови, вызнай шо вам с Врангелем потребно и бежи оттеда. Но наперёд свисни, будто так, от радости чуйств. То, мине сигнал…

И истопник ещё долго костерил изобретателя и советскую власть, но главный по общественному транспорту его уже не слушал.

«По четным дням… Прекрасно. Нашёл! Нашёл интеллигентика! Отыскал и безо всякой Эврики!»

Глава десятая

Уже в дверях Прохор Филиппович услыхал голос «половины».

-      …пока под ручку гуляете, ему по близорукости может и ничего. А как поженитесь? Ох, прям беда! Надо чем-то другим брать, раз квашеная капуста не помогла. Стараться, - скрытая развешанным на кухне бельём (после того, как у Марии Семёновны украли с чердака наволочку, она предпочитала сушить стирку дома) супруга говорила громко и назидательно.

-     Я стараюсь, - ныла в ответ свояченица. - Учу вон, Карла Маркса, «Манифест коммунистической партии»…

-    Удумала! Нешто манифест сиськи заменит? Раз­ве только, Карла твой так рассуждает, единственный в цельном свете. А ты слушай больше. Нет, мужчина-то он, конечно, осанистый, кто спорит. Вишь, бородища какая! Но ведь старый, до девок не внимательный, и если даже он жену за один марксизм полюбил, ещё во­прос, был ли потом доволен…

-     Вообще, товарищ Маркс про семью очень сер­дито пишет.

-     Вот! А Кульков к тому ж молодой. Ты не гляди, что слабогрудый. Ну, как он очки-то сымет и Щорс на вороном коне, а ему манифест какой-то суют. Нет, раз ухватить не за что, бери уютом, заботой. Чтобы он у тебя из дома выходил как… Ну, я не знаю. Как…

-    Щорс на вороном коне?!

-      Ну без коня, конечно. Но обихоженный. Что б понимал, о ём-дураке пекутся и не привередничал по­напрасну. Что б всё ладно, да складно. Как вон у нас с Прохором.

-     Только б отыскался…

-     Объявится. Давай пока на картах раскину. Сядь- ка на колоду. Да юбку подбери, экая ты…

-     Экая! Вдруг он утонул…