Красная Казанова

-     Знаешь, Прохор Филиппович, - вернулся Иван Иванович к прерванному разговору. - Ты, нижние стёкла в трамваях, те что поднимаются, распорядись закрасить, от греха. А вагоны, пусть будут как в бане, «женский» и «мужской».

-    Верно, - поддержал заведующий рынком Гирин. - Только дамские, пусти первыми, чтоб без жалоб, к последним на «колбасу» пацаны цепляются…

-    Мальчишки, что. От них вреда не много. У меня вон, в столовой комсомолки санитарный ликбез устро­или. В дверях встали, - пожаловался Никита Савич. - Которые рабочие с грязными руками, тех обедать не пустили. Полфабрики голодными оставили. Два бака борща, второе… Всё псу под хвост! А если они завтра ещё что проверить захотят?

-     Значит, и трамваи, их работа! - мрачно кивнул Артемий Капитонович. - Белкин прав. Вычисляют…

-    Вычисляют кого? - Прохор Филиппович встре­вожился.

Только на днях он слышал как какой-то студент, неопрятный и золотушный, говорил приятелю:

-      … недотрога. У нас новенькая, тоже закочевря­жилась. Никакой пролетарской сознательности, жмёт­ся да жмётся. Я, брат, сразу спознал чужеродный класс. Ребята, говорю, она или поповна, или того хуже. Стали карточку выверять и аккурат, в точку. Происхождение неверно показала. Преднамеренно! Чтобы на курс по­ступить.

Всё так. Но ведь он - ГПОТ не «кочевряжился», он всегда - как велено. Неужели из-за дяди? Чушь, для этого не надо морочить людей в трамваях, на такой случай есть ОГПУ Скорее уж можно было предполо­жить, что гипнотизёра наняли комсомолки общества «Долой стыд». Года три назад в прессе появлялись со­общения об их пропагандистских акциях в московском транспорте. Да Прохор Филиппович и сам не единож­ды заставал девушек за непристойными выходками.

Раз, проходя мимо священнослужителя… Но таким образом молодёжь боролась с религиозным наследи­ем прошлого, тьмой, невежеством. Ещё, в набитом кинозале… Тогда, комсомолки очищали лучшие ме­ста от разной старорежимной сволочи, которая, зажав свои утончённые носы кисейными платочками, лете­ла из партера как от агитпропа. Но зачем устраивать обструкцию ему, человеку партийному, на кресло ко­торого никто, кажется, кроме Селёдкина и не зарится. Или попросту пакостят?

ГПОТу сделалось не по себе. Он опять оглядел присутствующих. Гости явно тяготились застольем, по существу говорили вяло и неохотно. В их равнодуш­ных лицах читался приговор.

Наконец, Артемий Капитонович поднялся:

- Что ж, утро вечера мудренее…

Глава одиннадцатая

Наутро в маленький неприметный особняк в са­мом центре города доставили восемь писем. Одни были отпечатаны на машинке, другие старательно выведены от руки, но все восемь начинались фразой: «Считаю своим долгом сообщить…», а далее сообща­лось (да весьма подробно) о «тайном» собрании и при­чинах его вызвавших, о родственниках руководителя трамвайного депо. Между делом упоминалось о гру­бости кондукторов и задержках на линиях. Приплели даже проведённую Прохором Филипповичем, на реке за городом, выездную летучку с секретаршей Зингер. Но ничего этого ГПОТ ещё не знал. Ближе к полуд­ню, движимый решением так или иначе выловить Кулькова, он показался на углу «Институтской».

У противоположного её края маячила, мужиков в тридцать, небольшая толпа, перед которой, с истин- норусским форсом, лихо осадил извозчик. Заквакала гармошка. До слуха донеслось пьяное:

- Эх, яблочко, куда котисьси? В ГУБЧКа попа­дешь, не воротисьси…

«Свадьба что ли?» - подумал главный по обще­ственному транспорту, глядя как в пролётку набилось человек шесть. Все - толпа, седоки и возница, словно по-команде, вытянув шеи, уставились в ближайший переулок. Несколько минут длилось ожидание, но вот, толпа зашевелилась, загалдела, раздались радостные возгласы. Хлестнув свою саврасую, с вплетёнными в гриву цветными лентами, извозчик помчал, понёс­ся вдоль рельсов, а из переулка, нагоняя экипаж, вы­летел трамвай. И хотя, нельзя не признать - техниче­ский прогресс неумолим, только и лошадь «за здорово живёшь» сдаваться не собиралась. Половину пути: и вагон, и праздные гуляки прошли, если так можно вы­разиться, ноздря в ноздрю. Извозчик ухмылялся всей рожей, его пассажиры улюлюкали, тыча пальцами в юную вагоновожатую, с пылающими щеками и блед­ной обнажённой грудью. Больше за стеклами ничего и никого видно не было. Кондуктора в салонах, ско­рее всего, легли на скамьи. Ещё миг и безумная скач­ка прекратилась. Возница стал рядом с окаменевшим Прохором Филипповичем, получил причитающиеся. Довольные аттракционом бездельники, посмеиваясь вылезли.

-      Присоединяйся, гражданин-хороший, - извоз­чик махнул кнутовищем на ту сторону площади, где, к не уменьшавшейся очереди, уже подкатил другой «гужеед». - Всего пятиалтынный, а удовольствие, что твоя фильма.