Красная королева

Елизавета слегка опустила голову и громко расхохоталась, после чего ответила:

– Теперь как раз пост, поэтому я готова исповедаться вам. Относительно моего брака ведутся переговоры с королями Франции, Швеции и Дании. Из числа неженатых государей остается один только испанский инфант, который еще не удостоил меня чести просить моей руки.

– Ваше величество, мой повелитель уверен, что вы не желаете выходить замуж вообще, раз вы отклонили предложение его величайшего государя христианского мира, хотя, как вы сами изволили уверять, вы и были лично расположены к нему.

– О, это не совсем так, – уклончиво возразила Елизавета. – В то время я менее думала о замужестве, чем теперь. Мне надоедают с этим, и я временами почти готова решиться на подобный шаг, чтобы избавиться от тех сплетен, которым подвергается женщина, не желающая выходить замуж. Уверяют, будто мое намерение не выходить замуж является следствием физического недостатка, а некоторые идут еще далее и приписывают мне очень плохие побуждения. Так, например, уверяют, будто я потому не хочу выходить замуж, что люблю графа Лейстера, а за него не хочу выйти потому, что он мой подданный, другие же заявляют, что я просто не уверена в длительности своего чувства. Всех языков не свяжешь, но истина когда-нибудь выплывет на свет, и вы, равно как и другие, узнаете, что именно руководит мною.

Она, смеясь, ушла, но с тех пор стало далеко не тайной, что она хоть и шутя, но все-таки открыто призналась в своем расположении к графу Лейстеру.

Французский посол был отпущен с отрицательным ответом и после этого стал поддерживать Лейстера, чтобы не допустить сближения Елизаветы с Испанией. Когда же он указал ей, что, отказав королю Франции, она уже не будет иметь возможности сделать более удачный выбор, тогда она снова ответила уклончиво и заметила, что, будучи вообще не склонна к браку с кем бы то ни было, по всей вероятности, никогда не выйдет замуж.

Вскоре после этого разговора она приняла графа Лейстера в своем голубом будуаре. Прошли месяцы с тех пор, как она побудила его начать борьбу, но ни разу еще она не давала ему случая быть с нею наедине. А между тем он был признанным фаворитом и занимал высшие придворные должности. Никто и не подозревал, что в часы кратких отлучек, когда он покидал Лондон, под предлогом охоты или частных дел, он наслаждался в объятиях любимой жены. Все ожидали, что рано или поздно королева объявит о том, что ее выбор пал на Лейстера; поэтому высшие чины и знатнейшие дворяне королевства окружали его лестью и почетом, хотя втайне и завидовали росту его влияния. А Дэдлей действительно становился тем более влиятельным, чем более старался делать вид, будто политические вопросы совершенно не интересуют его. Он понял, что несмотря на всю остроту и величие своего ума, Елизавета начинала подозрительно относиться к тому, кто не умел давать ей советы так, чтобы ей казалось, будто она сама додумалась до этого, и, конечно, отлично использовал это для укрепления своей власти.

С каждым днем Лейстер чувствовал себя все тверже и тверже. Казалось, что его тайна соблюдается великолепно. Сэррей боролся в Шотландии против партии Мюррея, поддерживаемой Елизаветой, так что являлся чуть ли не врагом Англии. Вальтер Брай отправился во Францию и, наверное, погиб там в гражданских войнах, так как о нем не было ни слуха ни духа. Священник, венчавший Лейстера, был отправлен в дальнюю провинцию и посажен на отличный приход, за что поклялся хранить молчание. На Ламберта же можно было смело положиться. Словом, Лейстеру нечего было бояться, и чем крепче казалось ему положение при дворе, тем бесшабашнее и беззаботнее он становился.

Королева Елизавета дала ему однажды какое-то маловажное поручение; он явился, чтобы доложить ей о результатах, и был уверен встретить у нее лорда Бэрлея. Даже и тогда, когда маршал сообщил ему, что королева одна, он был далек от мысли, что приближается решительный момент, – ведь в последнее время Елизавета с большой ясностью и определенностью указала ему на границы, в которых будет терпеть его поклонение.