– Надо либо заставить его замолчать, либо помешать ему добраться до трона королевы.
– Да как же помешать этому? Быть может, он и будет молчать, если узнает правду, но этот меднолобый остолоп Брай не станет внимать голосу рассудка; он все поставит на карту, лишь бы добиться официального признания прав моей жены!
Кингтон, улыбнувшись, спросил:
– Неужели вы имеете основания щадить человека, который может быть вам до такой степени опасным?
– Я не хотел бы употреблять насилие против него, но если иначе нельзя…
– Жизнь этого упрямого болвана весит легко, если на другую чашку весов положить вашу жизнь. Быть может, окажется достаточным одной угрозы. Если бы я получил полномочие действовать в ваших интересах сообразно тому, как я найду нужным, то я уверен, что в самом непродолжительном времени я имел бы возможность всецело успокоить вас, ваше сиятельство!
– Кингтон, я не люблю крайних средств; я не хотел бы допускать совершение преступлений.
– Я пущу в ход крайние средства только в случае крайней необходимости и во всяком случае будет гораздо лучше, если в таком деле выступите не вы лично, а я. Вы, ваше сиятельство, можете потом свалить всю вину на меня, если мне придется зайти слишком далеко, а так как дело касается вашего счастья и жизни, то вы, конечно, простите мне, преданному слуге, если я проявлю излишнее рвение, а не недостаток усердия. Я уже составил план, который в случае открытия вашей тайны оставит вам свободный выбор между гневом королевы и решительным шагом в целях самозащиты.
– Что же ты хочешь сделать?
– Пусть это будет моей тайной. Я буду ответственным пред вами во всех своих действиях, но если вы познакомитесь заранее с моим планом, вся ответственность падет на вас. Дайте мне только полномочия, достаточные для исполнения задуманного плана.
– Каких же полномочий хочешь ты?
– Ваше письмо к леди Лейстер! В нем вы предложите ей следовать моим указаниям, если окажется необходимым внезапно изменить местожительство; затем вы уполномочите назначать и смещать служащих графства, призывать всадников и давать им приказания, в которых я обязан отчетом только вам, ваше сиятельство.
– Все это я охотно поручу тебе. Но когда же ты надеешься окончательно покончить со всем этим так, чтобы я мог беззаботно смотреть в будущее?
– В тот день, когда вы предложите королеве к подписи бумагу, в которой будет стоять декрет об изгнании всех тех, кто добровольно не согласится верить на слово вашей чести.
Лейстер, утвердительно кивнув Кингтону, произнес:
– Это было бы лучшим средством, но для этого требуются уважительные основания, иначе королева не подпишет указа. Изгнать из пределов государства лучше, чем убивать; я не хотел бы иметь крови на совести. Наконец, кто знает? А вдруг какой-либо удачный поворот дела избавит нас от всяких забот. Если королева выйдет замуж…
– Или вдруг умрет ваша супруга…
– Кингтон! – вздрогнув, вскрикнул Лейстер, и его лицо побледнело. – Горе тому, кто будет виноват в смерти моей жены! Даже если он станет искать защиты у самого трона Елизаветы, я убью его!
– Вот поэтому-то я и просил разрешения в случае необходимости отправить миледи из Кэнмор-Кэстля; ведь в случае чего месть, направленная против вас, не увенчается успехом, она все же может обрушиться на вашу супругу.
Подозрения, блеснувшие у Лейстера при словах Кингтона, теперь улеглись; граф подошел к письменному столу, чтобы написать письмо Филли и доверенность Кингтону.
Через два часа Кингтон был уже в седле и скакал, сопровождаемый одним только Ричардом Пельдрамом по направлению к Кэнмор-Кэстлю, а граф Лейстер выбирал самое изящное платье, чтобы предстать пред королевой Елизаветой.
Глава шестнадцатая. В будуаре королевы
Вскоре при дворе все стали называть графа Лейстера действительным фаворитом Елизаветы, и для его честолюбия не могло быть лестнее роли того человека, ради которого, по слухам, королева отвергала одного за другим царственных претендентов на ее руку.
Екатерина Медичи счастливо покончила с первой гражданской войной и теперь искала союза с Елизаветой, чтобы лишить гугенотов их покровительницы. Французскому послу де Фуа было поручено передать королеве послание, в котором Екатерина просила руки Елизаветы для своего сына, французского короля Карла IX. Елизавета несколько раз менялась в лице во время чтения этого письма. Видно было, что она и польщена, и смущена; наконец она ответила, что предложение такой чести переполняет ее любовью и уважением к вдовствующей французской королеве, но, очевидно, последняя плохо осведомлена относительно ее, Елизаветы, возраста. Она слишком стара для такого юного короля, как Карл IX, и последний будет пренебрегать ею, как король испанский пренебрег ее покойной сестрой Марией, она же лучше согласна умереть, чем видеть пренебрежение.
Де Фуа пытался переубедить королеву и склонял ее советников в пользу этого брака, но в то же время против этого работал испанский посланник де Сильва.
– Ваше величество, – сказал он ей однажды, – говорят, будто вы собираетесь выйти замуж за французского короля?